С мыслями о соблазнении - [14]

смог вежливо удалиться. Ты потребовал, чтобы она высказала свои суждения, а

когда она их озвучила, пропустил мимо ушей. Короче говоря, вел себя как осел

с того самого момента, как вошел в эту дверь. И мне очень хотелось бы знать

почему.

Себастьян отвел глаза.

− Я уже говорил тебе, − отозвался он спустя пару мгновений. – Эта рецензия

была очень важна. Мне необходимы деньги от продажи билетов…

− К черту продажу билетов. Знаешь, о чем я думаю?

Себастьян стиснул зубы.

− Сомневаюсь.

− Ты потому бесишься из-за этого отзыва, что все, написанное в нем, правда, и

твоя писательская совесть терзает тебя. В конце концов, ты чувствуешь вину за

то, что твое произведение оказалось столь недостойным твоего таланта.

− Бред! – немедленно отозвался граф, но болезненный спазм в животе опроверг

его возражения.

− Я видел вчера твою пьесу. Сначала вообще не собирался идти, но в

последнюю минуту передумал. После просмотра я с уверенностью могу заявить:

рецензия мисс Меррик точна во всех отношениях, включая утверждение о том,

что написал ты эту пьесу ради денег.

− Разумеется, ради денег! – заорал Себастьян прежде, чем Марлоу успел его

остановить. Он извернулся в кресле и ткнул пальцем через плечо на дверь

позади себя: − И мне не нужно, чтобы эта старая дева с огненной шевелюрой и

змеиным жалом вместо языка указывала на то, что «Девушка с красной

сумочкой» банальна, избита и просто глупа. Я и так это знаю, но уже согласился

начать ее постановку. Теперь у меня нет выбора. – Себастьян выдохнул. – Три

года назад мне написал Ротерштейн. Попросил написать для него пьесу.

Предложил две тысячи фунтов предоплаты и двадцать процентов от выручки. Я

уже годами ничего не писал, Гарри. Я был совершенно разорен и погрязал в

долгах, а посему не мог себе позволить отказаться. – Он мрачно хмыкнул. – Как

там говорил Мольер? Писательство сродни проституции? Так оно и есть.

− Что ж, если это так, как думаешь, сможешь поблудить достаточно долго,

чтобы написать роман и для меня?

Себастьян недоверчиво уставился на издателя.

− Тебя все это забавляет, − обвиняющее заключил он. – Эта женщина разнесла

меня в пух и прах и, вполне вероятно, уничтожила все шансы моей пьесы на

успех, а тебя это веселит.

Гарри не стал отрицать:

− Ты меня в этом винишь? По мне, так ты получил ровно то, чего

заслуживаешь. Качество твоих работ стало ухудшаться с тех пор, как ты

отправился в Италию. Писал ты быстро, но содержание страдало. Каждый

роман, каждый рассказ становился чуть легче, чуть мельче, пока я не перестал

узнавать тот блестящий талант, который впервые опубликовал восемнадцать лет

тому назад. Я пытался тебя предостеречь. Пытался сказать, что стоит

попридержать коней. Отправлял тебе письмо за письмом, но ты не слушал. Не

обращал внимания на мои просьбы внести исправления и не оставлял мне иного

выбора, кроме как публиковать твои работы в первозданном виде, дав критикам

повод не оставить от них камня на камне. Что они и принялись делать с

утомительным постоянством.

− Гарри…

− Продажи твоих последних книг неуклонно падали, − перебил Гарри, не дав

ему закончить. − Последний роман был обещан мне еще три года назад, роман,

за который тебе уже частично заплачено, но я до сих пор не увидел ни единой

страницы рукописи. Но, несмотря на то что твоя карьера шла ко дну, ты, судя по

всему, весьма приятно проводил время в Венеции. Я слышал обо всех этих

гулянках, женщинах и совместных с Сент-Сайресом эскападах по городу…

Себастьян застыл, опасаясь самого худшего.

− Что он тебе рассказал?

− Можешь отдать парню должное. Он ничего не рассказывал. Но ему и не

нужно было, Себастьян. Об этом писали во всех скандальных газетенках,

включая мою. Я прочитал о твоих подвигах в собственной проклятой газете. И

как я уже говорил, неоднократно писал тебе о своих тревогах, но не получал

ответа. Ты даже не потрудился ответить, когда я телеграфировал тебе о том, что

женился и что мы с женой собираемся в наш медовый месяц посетить

Флоренцию, потому как я хочу познакомить ее с тобой.

− Тебе требовался лишь предлог, чтобы увидеться со мной, потому что тебе

нужна была чертова книга, − парировал Себастьян.

− Именно, а вовсе не потому, что мы вроде как друзья.

Себастьян резко втянул воздух, эти слова подействовали на него, словно удар

хлыста.

− Вообрази мое удивление, − продолжал Гарри, – когда навестив

твой пансион во Флоренции, я обнаружил, что ты там больше не живешь.

Совершая осмотр местных достопримечательностей, я выяснил, что ты уже

несколько месяцев, как отправился посмотреть Швейцарию.

− Отправился посмотреть? Ради всего святого, я же не шлялся по европейским

столицам, словно какой-нибудь благоговеющий американец с «Бедекером»[1]!

Я… − Он умолк, потому как вовсе не намерен был выкладывать издателю

причину, приведшую его в Швейцарию. Но прежде чем он успел придумать

другое правдоподобное объяснение, Гарри заговорил вновь.

− Я знаю, чем ты там занимался.

− В самом деле? – спросил Себастьян в то время, как разум его пытался это

опровергнуть.

« Ты не знаешь, − думал он. – Не можешь знать. Никто не знает».

− Твоя тетушка оказалась весьма добра и объяснила, что ты чувствуешь себя

превосходно, отсиживаясь в одном альпийском домике и работая над книгой.