Рыцарь духа, или Парадокс эпигона - [21]

«Здесь, – шепчет мудрый, – здесь я, Эпихарис».

И, наклоня сосуд[134], она испить даёт[135], —

С улыбкой алою[136] следит, как жадно старец,

Припав к краям щерблённым[137], долго пьёт.

Но, жажду утолив, мудрец глядит: случайно

Не подсмотрел ли кто с кривых Афинских стен?.

И расстаются связанные тайной

Смуглянка-девочка и старец Диоген.

I. [138] С. Эригена (IX В.)

«И в день седьмый Господь от дел своих почил».

Interpretatio: возник покой в вещах.

Седьмой день – тишину низвёл и поселил,

Низвёл и поселил и в криках и в лучах.

С тех пор слова людей звучат и не звучат;

С тех пор у синих звёзд надломлены лучи;

И мудрый говорит любви своей: «молчи»;

«Да будет» отошло и близится «назад».

Всё крепнет Тишина; всё ширится в вещах:

То к розе вдруг припав, прозрачный пурпур пьёт.

То слово на устах дрожащее убьёт.

Всё крепнет Тишина. Всё ширится в вещах.

Всё крепнет Тишина. Я верю – близок миг —

И в безответности умрёт последний крик.

И духи и тела – всё канет в глубину

И будем слушать мы Господню Тишину.

Flatus vocis

Чудовищный трёхкрылый силлогизм

Над сердцем прокричал: нет Бога!

И ищет слов бессильный экзорцизм:

Слова все умерли… А так их было много.

Соцветья букв священных отряхнув.

Закрылись книги. Скрыты все дороги.

И окровавленный из сердца вырван[139] клюв.

Трёхкрылый каркнул[140]: Бога нет – нет Бога![141]

Схоласты (XIII в.)

В сером и чёрном, Бонавентура и Аквинат,

Меж блеклых дёрнов, вошли безмолвно в весенний сад.

Сад был раскинут вокруг капеллы у Сен-Дени.

Серый и чёрный, меж роз и лилий, тихо прошли.

Запела птица на дубе старом. Промолвил тихо вдруг Аквинат:

«Что ж комментарий Ваш de Sententiarum, любезный брат?»

Цветущих лилий запах вдыхая, ответил тот:

«Мысли, цветы ли, – всё, прозябая, к Богу растёт».

– И вдруг склонившись, с улыбкой скорбной,

брат Джиованни цветок сорвал.

– «Так и тебя…» – подумал чёрный, но не сказал.

Дорожка уже, тени чернее, и гуще сад.

Серый и чёрный шли вдоль аллеи: Бонавентура и Аквинат.

Magnus Contemplator (XIII в.)

В день Благовещенья природа почивает:

И звери спят в норах и травы не растут;

На срывах скал гнёзд птицы не свивают, —

Лишь мысль философа свершает вечный труд.

За слюдяным окном, в уединённой келье,

Над книгой и душой мыслитель наклонён.

Издалека, с квадратных башен Нейльи

Чуть доплеснулся Angelus'a звон.

В шести inquarto – Разум Августина;

«Тимей» и Библия; Боэций; «Sic et Non»;

В труд Аристотеля о четверопричине

Альберт Великий мыслью погружён.

«Quod est finalis Causa?» – он пишет.

И видит: тени пали от идей;

Из теней мы. И нас в волнах колышут

Удары Логоса немеркнущих лучей.

– «Sic credo, Domine». – Над шелестом страничным

Вдруг прошуршали взмахи зыбких крыл.

То дальний серафим с зазвездий безграничных.

Летя, шум крыл с шептаньем книжным слил.

Декарт

Насколько он (Декарт) мучился своими сомнениями, видно из данного ещё во время военной службы и исполненного в 1623 г. обета совершить путешествие в Италию для поклонения Лоретской Мадонне, если ему удастся избавиться от этих сомнений и открыть критерий достоверности.

Ник. Грот. «Декарт»

В прибой шумящий океана

Ночной Ловец бросает сеть.

Звездам предутренним дотлеть

Пора над мраком океана.

И сеть изъята из глубин:

Добычи нет в ней – плеск один.

Добычи нет, как и всегда.

Дотлев, ушла с небес звезда.

И рыбарь сеть бросает вновь —

Он, помолясь, даёт обет:

«И сеть, и труд, и весь улов

Отдам Мадонне в Сен-Лорет».

Что это? Утра мутный сон.

В сетях движенье чует он;

Овито в нити цепких дум —

«Cogito – ergo – Sum…»

Сочится в небе ало рана.

Кровь солнца в зыбях океана. —

И бьётся, ввившись в нити дум.

Мадонне отданное «Sum».[142]

Harmonia praestabilita (XVII век)

В весенних сумерках, в Гофбурге, в час условленный,

Принцесса София в тиши играла другу:

Четыре голоса сплелись предустановленно

В контрапунктически-задумчивую фугу.

И Cantus Firmus, подняв звоны клавикордные,

Кружил их в ранее прочерченных орбитах —

Так пальцы женщины, Гармонии покорные,

Касались Истины, за зыбью клавиш скрытой.

……………………

И тот, кому играли в час условленный,

Глядел, как сумерки вплелися в листья[143] сада,

И думал: «Миг этот, в веках предустановленный,

Прими в созвучии с Монадами, Монада».

Три храма (XVIII в.)

В воскресенье в Вестминстерской церкви,

Средь свечей, нежным бликом[144] горящих,

Колокольцев, сребристо звенящих, —

Служит мессу епископ Джон Беркли.

«Храм наш в Храме: не свечи, а солнца

В Храме том. Здесь же солнца померкли.

Но сквозь свеч жёлтый блик, как в оконца,

Вижу яркий их свет», – мыслит Беркли.

И, лицом обернувшись к народу,

«Pax vobiscum», – священник вещает,

Мысль же тайно в природы Природу,

Беспокойно[145] кружа, отлетает. —

Продолжает философ Джон Беркли:

«Третий Храм есть – Храм[146] Храма во храме:

В нём и звёзды, и свечи померкли.

Бог и я. И Ничто – между нами».

И уста омочив в Кровь Причастья,

Видит Беркли: алтарные Лики

Строгим оком – и солнцам, и бликам

Дали знак: не мешайте Их счастью[147].

Могилы метафизиков (с натуры)

На окраине Берлина

Кладбище есть Доротеи:

В жёлтый пласт иссохшей глины

Там зарыты две Идеи.

У ограды дремлет пихта,

Повилика вьёт свой стебель.

Под квадратным камнем – Фихте,

Под овальным камнем – Гегель.

Мысль: «Разумно всё, что было».

Мысль: «Бог – нравственный порядок»: