Рябиновая ночь - [105]

— Мне бы сейчас цыгана с ножом и на коне. Умчалась бы я с ним на край света…

— Да ты, сердешная, уж не заболела ли? Не вызвать ли врача?

Глава 8

Механизаторы, пропахшие вялеными травами с прокопченными лицами, снова собрались на полевом стане. Они пригнали комбайны и второй день пробовали их: гудели моторы, стучали молотки. Маруф Игнатьевич с утра до вечера крутился возле парней и девчат, помогал им устранять недоделки, а то и просто смотрел на их работу, вдыхал масляный запах машины и от этого, как и многие годы назад, испытывал ту тревожную радость, какую испытывает только хлебороб перед началом уборки урожая.

— Мужики, перекур! — скомандовал Ананий.

Парни присели тут же возле комбайнов еще на зеленой невытоптанной траве, задымили. Девчата с Анной пошли в столовую попить компота.

— Маруф Игнатьевич, расскажи-ка, как ты в позапрошлом году Проньку выручил, вместо доброго сена осоку ему подсунул.

У Анания под широкими бровями плутовато поблескивали карие глаза.

— Что, Прокопий, сказать им али как? — погладил седую бороду Маруф Игнатьевич.

— Валяй, дело прошлое, — махнул рукой Пронька.

— У меня в тот год сыновья в разъезде были: Борис в город уехал работать, Олег еще из армии не пришел. А тут сенокосная пора подоспела. И Прокопий тоже один оказался. Вот мы и спарились. Отвели нам покос возле озера, у Старого Онона. На буграх-то трава добрая, острец, листовничек, только телят кормить. А возле озера осока, возьмешь рукой, как серпом дерет. Если жадная корова схватит, язык рассадит.

Сметали мы шесть зародчиков. Смотрю я, не кумекает Прокопий в травах. Ему лишь бы сено, а будь оно хоть из прутьев: не самому жевать.

Настало время вывозить зародчики. Я ему и толкую: «На бугре-то сено ни к лешему: один острец да листовничек, от него, паря, коровы мерзнут. У меня как-то с таких кормов в крещенские морозы чуть телята не околели». Смотрю, Прокопий приуныл, потом говорит: «Что же это я раньше не подумал, не отказался от этих покосов? У меня хлев погнил, в пазы воробьи пролетают. Изведу я на таком сене коровенку».

Я для порядка промолчал, потом похлопал по плечу: «Так и быть, паря, выручу я тебя. Забирай осоку. От нее и в сорокаградусные морозы коровы потеть будут. У меня хлев-то теплый. Как-нибудь перебьются коровы на остреце».

— Ха-ха-ха!

— Го-го-го!

Покатывались парни. Пронька тоже смеялся.

— Я только одного понять не могу: разговор-то у нас один на один с дедом был, а назавтра уже вся деревня знала, — царапал затылок Пронька. — Каждый спрашивает: «Как твоя коровушка потеет от осоки?»

— Жена-то тебя ухватом не отвозила? — спросил Ананий.

— Куда ей… Только и сказала: «Пронюшка, а дед-то тебя ненароком не обманул?»

Петька повалился на траву и, повизгивая, дрыгал ногами. Глядя на него, мужики смеялись еще больше.

— Так Пронькина корова и потела всю зиму на осоке? — спросил деда Ананий.

— Да нет, это я делал, чтобы научить Прокопия в крестьянском деле разбираться. Потом мы все сено поделили как надо.

На полевой стан подошла колонна автомашин — двенадцать ЗИЛов с тележками и без тележек, с наращенными бортами. Шоферы заглушили моторы и вылезли из душных кабин. Все они были как на подбор — немолодые, но крепкие мужчины. Держались уверенно, с достоинством.

— Геологи, — определил Пронька.

Действительно, это были шоферы из геологического управления, асы своего дела. Север не терпит слабых, поэтому эти люди на своих собратьев, которые укатывали степные и асфальтированные дороги колесами грузовиков, смотрели чуточку свысока.

К механизаторам подошел мужчина лет тридцати пяти, в кожаной куртке и кожаной кепке. Лицо его было коричневым от загара, выгоревшие брови чуть золотились.

— Добрый день, — поздоровался он.

— Здорово! — разноголосо ответили механизаторы.

— Где нам начальство найти?

— Это смотря для каких дел, — встал навстречу Маруф Игнатьевич.

— Для начала где-то определиться надо.

— По этой части — ко мне. Будем знакомы. — Маруф Игнатьевич протянул костлявую руку и назвал себя.

— Муратов Игорь Николаевич, начальник колонны.

— Из Читы прибыли?

— Из Читы.

— Двенадцать человек? Ах ты мать честная, я одиннадцать поджидал. Ну да ладно, что-нибудь сообразим.

К разговаривающим подошел Александр Александрович Тюкавкин, или Сан Саныч, как его здесь все звали.

— О, Сан Саныч…

— Здорово.

— С приездом, паря.

Сан Саныч много лет работал с геологами по Онону. Несколько раз по всему лету партия стояла на Урюмке и под Алханаем. Многие Сан Саныча знали еще молодым. Теперь он погрузнел, от этого казался ниже ростом. Лоб опоясали морщины.

— Давненько ты у нас не бывал. — Маруф Игнатьевич крепко пожал ему руку.

— Как-то недавно по пути забегал. А так года три дорог к вам не было. Все по северу скитался.

Сан Саныч бросил любопытный взгляд на Петьку.

— Никак, Петро?

— Но-о-о.

— Уж в трактористах ходишь?

— Но-о-о.

— Вот время-то летит…

— Игорь Николаевич, ставь машины вот сюда, от комбайнов вдоль межи, — показал Маруф Игнатьевич. — В другом месте зря мазутом землю не пачкайте. Наш председатель, паря, насчет этого строг.

— Все ясно, — кивнул Муратов.

Шоферы поставили автомашины, и Маруф Игнатьевич повел их в домик, который стоял за палисадником. В домике было чисто, хотя и не очень просторно. В углу стоял телевизор, рядом на тумбочке — радиоприемник, у дверей — стол.