Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [35]
В 1829 г., расстроенный отказом юной красавицы Натальи Гончаровой выйти за него замуж, Пушкин предпринял еще одно, на этот раз самостоятельное, путешествие на юг. Россия тогда снова воевала с Турцией, и поэт хотел навестить в армии своего старого друга Николая Раевского. Поездка обернулась путевыми заметками «Путешествие в Арзрум», прозаический и даже местами циничный тон которых полностью нивелировал романтическое увлечение поэта Востоком: кавказский пейзаж банален, симпатичная, но совершенно не женственная калмычка утомила его своими заигрываниями, встретившийся персидский придворный поэт говорил скорее очевидные вещи, чем осыпал «высокопарными восточными приветствиями», а османский враг был не слишком храбр и грозен332. Прогуливаясь по недавно отвоеванному у Турции городу Арзруму (ныне Эрзурум), Пушкин размышляет: «Не знаю выражения, которое было бы бессмысленнее слов: азиатская роскошь… Ныне можно сказать: азиатская бедность, азиатское свинство и проч.».
Когда в 1824 г. умер Байрон, Пушкин заметил: «Гений Байрона бледнел с его молодостию…[позже] он уже не тот пламенный демон, который создал “Гяура” и “Чильд Гарольда”»333. Сам не зная того, он предсказал и развитие своей карьеры. Вкусы менялись, и к 1830 г. Пушкин находился уже не на переднем крае русской литературы. По словам Д.П. Святополка-Мирского, «его почитало младшее поколение, скорее, как пережиток прошлого, чем как живую силу»334.
Разочарования ожидали Пушкина не только в профессиональной, но и в личной жизни. Наталья Гончарова в итоге согласилась стать его женой, но семейная жизнь не принесла счастья. Славившаяся своей красотой молодая женщина стала объектом нежелательного мужского внимания. Один из ухажеров, барон Жорж-Шарль Дантес, блестящий французский офицер на русской службе, был особенно настойчив. В конце 1836 г. поэта начали откровенно высмеивать как рогоносца, за чем неизбежно последовала дуэль, которая оказалась последней в жизни Пушкина. Смертельно раненный, он умер в страшных мучениях через два дня после поединка, 29 января 1837 г.
Опубликованный в 1835 г., за два года до смерти, «Дневник» Пушкина стал своего рода эпитафией на памятник романтическому увлечению Востоком в русской литературе. На полное покорение мусульманских горцев уйдет еще более двух десятилетий, царские войска будут вовлечены в многочисленные азиатские войны от Крыма до Кореи на протяжении большей части времени существования империи, но ни одна из этих кампаний не вызовет такого литературного отклика, какой имела Кавказская война в пушкинскую эпоху. К 1840 г. на смену романтизму пришел реализм, и писатели обратили свое внимание на домашние сюжеты: русские крестьяне сменили черкесов в качестве экзотического «другого» в их творческом воображении335. Только на рубеже XIX–XX вв. русские поэты снова будут очарованы Востоком. Но в других сферах искусства живой интерес к Азии сохранится.
Как и в случае с литературой первоначальный интерес к Востоку русских художников был порожден Западом. Исламский Восток привлекал внимание европейских художников как минимум со времен Ренессанса. На рубеже XV–XVI вв. тесные контакты с турками вдохновили венецианских мастеров, таких как Джентиле Беллини, на создание картин с ближневосточными сценами и персонажами. В XVII в. Рембрандт дополнил свою богатую коллекцию заморского реквизита, чтобы писать портреты людей в богатых восточных шелковых халатах и тюрбанах. Следуя более игривой моде XVIII в., рококо использовало турецкие мотивы, французские художники, в частности Шарль-Андре ван Лоо, создавали холсты с пашами, султанами, евнухами и одалисками в фантастических сералях, тогда как английские аристократы заказывали сэру Джошуа Рейнольдсу изображать их в восточных декорациях336. Но своего пика ближневосточные художественные увлечения достигли в XIX в., когда в европейской живописи даже появился отдельный стиль – ориентализм.
Разумеется, свою роль играла и политика. Египетская экспедиция Наполеона заново пробудила интерес к региону, а война Греции за независимость в 1820-е гг. и североафриканская кампания Франции в следующем десятилетии помогли удержать его на высоком уровне. В то же время окрепшее влияние Западного мира в Средиземноморье облегчало сухопутные и морские путешествия вдоль восточного и южного побережий337. Яркий солнечный свет, вялая чувственность, живописные руины привлекли многих художников в этот регион, как в предшествующие века всех притягивала Италия338.
Ориенталистская живопись, подобно своим литературным аналогам, была ответвлением романтизма. Преимущественно французские по происхождению картины изображали сцены из предположительно повседневной жизни исламского мира. Некоторым удавалось действительно создавать правдоподобные жанровые произведения и этнографические портреты, производившие сильное впечатление благодаря местной экзотике. В то же время художники-ориенталисты подчас создавали вымышленные сцены исключительной сексуальности, жестокости, праздности и других грехов, осуждаемых христианской моралью. Их излюбленным сюжетом были роскошные гаремы, они изображали кровожадных тиранов и томных любителей гашиша.
Книга канадского историка Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе описывает вклад имперского воображения в политику дальневосточной экспансии России в первое десятилетие правления Николая II. Опираясь на массив разнородных источников — травелоги, дневники, мемуаристику, дипломатическую корреспонденцию, — автор показывает, как символическая география, геополитические представления и культурные мифы о Китае, Японии, Корее влияли на принятие конкретных решений, усиливавших присутствие России на Тихоокеанском побережье.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.