Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [37]

Шрифт
Интервал

Родители Верещагина высмеивали увлечение сына до поры до времени. Согласно представлениям той эпохи, рисование было идеальным салонным развлечением для представителей его класса. Но как способ зарабатывания на жизнь, живопись считалась подходящей только для бывших крепостных и прочей черни351. Когда незадолго до получения диплома Василий объявил, что решил оставить флот ради продолжения учебы в Академии художеств, его родители были в ужасе. Позднее он так вспоминал об этом: «…сыну столбовых дворян… сделаться художником – что за срам!»352. Но не сумев отговорить сына, – не помогли ни материнские слезы, ни грозные предупреждения отца о ждущих его лишениях, – они постепенно сдались.

Верещагин поступил в Академию художеств в тот момент, когда это почтенное заведение переживало потрясения. Основанная веком ранее при императрице Елизавете и с 1850 г. находившаяся в ведении Министерства императорского двора, Академия своей главной задачей видела развитие живописи по европейским лекалам. Находясь под покровительством императоров, Академия послушно следовала неоклассическим вкусам Романовых. Но после смерти Николая I в 1855 г. и поражения российской армии в Крымской войне давление самодержавия на общество стало не таким полномасштабным353.

Первыми вызов бросили сами студенты Академии. Вслед за многими образованными молодыми людьми в бурные годы, последовавшие за смертью «Железного царя», они старались избавиться от оков прошлого и занять более социально ответственную позицию. Одним из маяков для «шестидесятников», для поколения 1860-х гг., стала фигура Николая Чернышевского, сына провинциального священника. Его роман «Что делать?» 1863 г. яростно защищал идеи социального эгалитаризма, сексуальной эмансипации и жертвенного самоотречения и стал евангелием для прогрессивной молодежи. Для учащихся Академии более релевантна была другая работа Чернышевского, написанная десятью годами ранее, – «Эстетические отношения искусства к действительности»354. Утверждая, что искусство должно отражать реальный мир, прежде всего мир простых людей, автор призывал осуждать несправедливости существующего порядка. Знаменитым стал его призыв к искусству стать «учебником жизни», а не украшать дворцы правящего класса355.

Идея яростной критики концепции «искусства ради искусства» нашла благодарных последователей в лице учащихся Академии. В 1863 г., том самом, когда Salon des Refusés бросил вызов парижскому художественному истеблишменту, 14 выпускников Академии отказались участвовать в конкурсе на золотую медаль, по условиям которого требовалось создать произведение на тему из скандинавской мифологии. Движение возглавил Иван Крамской, художники основали кооперативную мастерскую по модели, описанной в «Что делать?». Это предприятие со временем потерпело крах, но уже следующая попытка художественного освобождения, предпринятая в 1870 г., оказалась успешной. Общество передвижных художественных выставок стало той группой, которая радикально изменила русскую живопись, создав подлинной национальную школу, соблюдавшую два завета Чернышевского: описывать реальность и критиковать язвы общества своими «морально возмутительными» холстами356.

Верещагину Чернышевский также оказался полезен. Позднее он напишет в пространных размышлениях о своем творчестве: «Понятие об искусстве как служащем абсолютной красоты… устарело. Современному искусству, кроме чистой, абсолютной красоты… подай еще искренность, чувство меры… и другие факторы… прямо связанные со вседневною жизнью на всех поприщах»357. Но в отличие от товарищей, Верещагин в своем мятеже против Академии пошел собственным, особенным путем. Он продолжил обучение и вскоре сблизился с молодым либеральным профессором Александром Бейдеманном, который пригласил его вместе выполнить заказ на роспись нового русского кафедрального собора святого Александра Невского в Париже.

На третий год обучения в Академии Верещагин получил серебряную медаль за свои рисунки к «Одиссее» Гомера. Однако несколько месяцев спустя (за полгода до мятежа четырнадцати) он шокировал весь факультет, когда в порыве сжег большой рисунок сепией на ту же тему, «для того, чтобы уж наверное не возвращаться к этой чепухе», как объяснил он сам358. Формально он ушел из Академии только в 1865 г., но уже лето 1863 г. Верещагин провел на Кавказе, зарабатывая на жизнь уроками рисования офицерским детям. По примеру Пушкина и Лермонтова в свободное время он путешествовал по горам, заполнив набросками три блокнота.

Счастливый поворот в жизни Верещагина произошел в начале 1864 г., когда он получил в наследство 1000 рублей от своего дяди. Избавившись от относительной бедности кавказского существования, честолюбивый молодой художник отправился в Париж и уговорил себя пойти в ученики к новому профессору престижной Школы изящных искусств Жан-Леону Жерому. Когда Жером спросил, кто его рекомендовал русскому художнику, Верещагин дерзко ответил: «Ваши картины, – и добавил: – Я буду учиться только у вас, и ни у кого больше»359. Жером начал свою карьеру двумя десятилетиями ранее, специализируясь на классических сюжетах, но добавил в свою тематическую палитру Ближний Восток после нескольких путешествий туда, совершенных в 1850-е гг. Его ориенталистские холсты характеризуются резким светом и красками, а также крайне реалистичной манерой письма, напоминающей голландский «золотой век»


Еще от автора Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе
Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Книга канадского историка Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе описывает вклад имперского воображения в политику дальневосточной экспансии России в первое десятилетие правления Николая II. Опираясь на массив разнородных источников — травелоги, дневники, мемуаристику, дипломатическую корреспонденцию, — автор показывает, как символическая география, геополитические представления и культурные мифы о Китае, Японии, Корее влияли на принятие конкретных решений, усиливавших присутствие России на Тихоокеанском побережье.


Рекомендуем почитать
Трость и свиток: инструментарий средневекового книгописца и его символико-аллегорическая интерпретация

Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.


Покорение человеком Тихого океана

Питер Беллвуд, известный австралийский археолог, специалист по древней истории Тихоокеанского региона, рассматривает вопросы археологии, истории, материальной культуры народов Юго-Восточной Азии и Океании. Особое внимание в книге уделяется истории заселения и освоения человеком островов Океании. Монография имеет междисциплинарный характер. В своем исследовании автор опирается на новейшие данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики. Peter Bellwood. Man’s conquest of the Pacific.


Жены и возлюбленные французских королей

Король, королевы, фаворитка. Именно в виде такого магического треугольника рассматривает всю элитную историю Франции XV–XVIII веков ученый-историк, выпускник Сорбонны Ги Шоссинан-Ногаре. Перед нами проходят чередой королевы – блистательные, сильные и умные (Луиза Савойская, Анна Бретонская или Анна Австрийская), изощренные в интригах (Екатерина и Мария Медичи или Мария Стюарт), а также слабые и безликие (Шарлотта Савойская, Клод Французская или Мария Лещинская). Каждая из них показана автором ярко и неповторимо.


Из жизни двух городов. Париж и Лондон

Эта книга — рассказ о двух городах, Лондоне и Париже, о культурах двух стран на примерах из жизни их столиц. Интригующее повествование Конлина погружает нас в историю городов, отраженных друг в друге словно в причудливом зеркале. Автор анализирует шесть составляющих городской жизни начала XIX века: улицу, квартиру, ресторан, кладбище, мир развлечений и мир преступности.Париж и Лондон всегда были любовниками-соперниками, но максимальный накал страстей пришелся на период 1750–1914 гг., когда каждый из них претендовал на звание столицы мира.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды

В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.