Русские - [200]

Все же эти газеты представляют собой совершенно удивительное чтиво. Советская история истолковывается как беспрепятственное шествие к вершинам изобилия и счастья общества. И эти избитые фразы достигают своего crescendo в дни революционных праздников, когда весь материал газеты представляет собой не более как рамку, обрамляющую «воодушевляющие» лозунги партии: «Трудящиеся Советского Союза! Боритесь за коммунистическое отношение к труду. Берегите государственную собственность и умножайте ее. Экономьте сырье, топливо, электроэнергию, металлы и другие материалы. Работники народного хозяйства! Неуклонно овладевайте экономическими знаниями и современными методами руководства и администрирования. Шире внедряйте в производство научную организацию труда, передовой опыт и новейшие достижения науки и техники».

Типичная вечерняя 30-минутная программа телевизионных новостей состоит из длинного повествования о сборе урожая «нашими замечательными колхозниками» из колхоза «Заря коммунизма» на Украине, сообщений о том, что передовики Магнитогорского металлургического комбината обязались выполнить годовой план на три недели раньше срока; интервью с каким-нибудь ливанским коммунистом, умудряющимся отвечать на один вопрос непрерывным пятиминутным монологом, почти ничем не отличающимся от последних сообщений «Правды» о положении на Ближнем Востоке. За этими главными темами следуют кадры о беспорядках в Ирландии, о демонстрациях перед американским посольством в Греции, спортивные новости и сводка погоды. Сопровождается все это избитыми, всегда имеющимися в запасе, кадрами кинохроники, показывающими сыплющееся в железнодорожные вагоны зерно, движущиеся ровными рядами по полям уборочные комбайны, металлургов, занятых разливкой стали или ведущих прокатку раскаленных брусков металла, наплывающих на телевизионную камеру. Изо дня в день темы и кадры не меняются, и создается впечатление, что они очень слабо связаны со временем, когда их показывают. И тем не менее, каким бы однообразным и скучным такой вид пропаганды ни показался людям Запада, на русских он, в конце концов, оказывает нужное влияние. Такая пропаганда играет на глубоко укоренившемся в русских чувстве национальной гордости и на поголовном отождествлении себя с «нашими» национальными достижениями. Возможно, кое-кто и посмеивается втихомолку над всем этим, но в общем такая форма преподнесения «новостей» компенсирует те явные недостатки, которые люди видят в своей жизни. Другая, совершенно явная цель — не возбуждать никаких страстей. Чем значительнее новость, тем короче сообщение о ней.

Когда в октябре 1972 г. под Москвой разбился советский авиалайнер со 176 пассажирами на борту, погибшими в этой катастрофе (по тому времени самая крупная катастрофа гражданского самолета в истории), ТАСС удостоил такое событие лишь двумя абзацами. А когда на парижской авиационной выставке 3 июня 1973 г. развалился в воздухе сверхзвуковой советский транспортный самолет ТУ-144, «Правда» поместила на последней странице всего 40 слов. Но вершиной советского подхода к опубликованию новостей в период моего пребывания в СССР явилось то, как советская печать отреагировала на кончину Хрущева, последовавшую 11 сентября 1971 года. На следующее утро газета «Нью-Йорк таймс» поместила некролог в 10 тыс. слов, а также обзор откликов на это событие коммунистической прессы всего мира, кроме московской. Как только я узнал о смерти Хрущева, я вышел на улицу специально, чтобы выяснить реакцию рядовых русских на это событие, но люди отнеслись к сообщаемой им новости недоверчиво, а ко мне просто подозрительно.

«Жаль, жаль, но он был уже старый и больной», — сказала какая-то женщина, стоявшая около овощного киоска, которой явно не терпелось поскорее избавиться от меня.

«Откуда вы знаете?» — недоверчиво спросил кассир в кино.

«Я в печати ничего подобного не видел», — отпарировал пожилой человек и, ускользая от меня, нырнул в телефонную будку.

И он был прав. Умер человек, правивший Россией более 10 лет, а советская пресса потеряла дар речи. 36 часов мы ждали хоть какого-нибудь сообщения о Хрущеве. Наконец, в нижнем правом углу первой страницы газет «Правда» и «Известия» появилось малюсенькое сообщение (другие газеты не поместили ничего), одна единственная фраза, сообщавшая о смерти «пенсионера Никиты Сергеевича Хрущева». Это сообщение было втиснуто между обстоятельной сводкой об урожае и портретом короля Афганистана, прибывшего с визитом в Москву.

Совершенно ясно, что главной причиной такого промедления было то, что кремлевским руководителям нужно было время, чтобы решить, в каком свете представить Хрущева и его деятельность. И даже спустя семь лет после его смещения они сочли эту тему слишком щекотливой. Такое промедление вообще типично для неторопливой советской журналистики. Когда бы я ни заходил в редакции «Правды» и «Известий», я не видел там ничего похожего на суматоху, которая царит в редакциях западных газет, на лихорадочную спешку, когда каждый старается опередить другого и первым поместить в печать свои сообщения. Ведущие журналисты работали в просторных, похожих скорее на залы заседаний правления американских фирм, кабинетах, обставленных по-спартански и украшенных вдохновляющими портретами Ленина, а темп работы хозяев этих кабинетов был очень нетороплив. Причина была ясна: новости, как понимаем их мы, не были их основным делом. Редакторы «Правды» рассказывали мне, что свежим новостям отводится меньше 20 % площади всей газеты — за исключением тех случаев, когда Брежнев или другие руководители разражаются пространной речью, которая просто дословно перепечатывается. Посещая редакцию «Правды» на исходе утра, я часто видел уже полностью готовую газету следующего дня лишь с кое-какими пустотами. Полосы были уже сверстаны; это означало, что материал был напечатан два или три дня назад и основательно прочесан густым гребнем. Ежедневно в 11 часов утра семнадцать членов редакционной коллегии собираются, чтобы подписать к печати завтрашний номер газеты и составить послезавтрашний. Такая предварительная работа дает возможность «Правде» и другим советским газетам достигать полиграфического совершенства, которому мог бы позавидовать любой западный издатель или читатель. Но если и проскакивает какая-нибудь опечатка, поправки не печатаются, потому что «Правда» не признает ошибок (хотя другие газеты изредка делают это).