Русские - [199]

Русские прилагают невероятные усилия для того, чтобы извлечь из научных изданий, поступающих с Запада, каждую крупицу полезных сведений. Для этого специально организован Всесоюзный институт научнотехнической информации. И хотя такой подход к западной научной информации является более систематичным, чем западные методы изучения советской науки, принцип централизации и здесь отличается медлительностью и громоздкостью. Советские ученые объясняли мне, что в периоды экспериментальных открытий современная наука может развиваться с гигантской скоростью. И теоретики наперебой начинают объяснять любое новое явление. В таком соревновании, жаловались советские специалисты, они оказываются в менее выгодном положении из-за запаздывания информации и других трудностей. Один способный ученый, занимающийся математической физикой, говоря об открытии новых частиц пси-мезонов американскими учеными на Стенфордском линейном ускорителе и в национальных лабораториях в Брукхавене приводил этот факт как иллюстрацию недостатков советской науки. По его словам, американцы проделали лучшую экспериментальную работу, позволившую им прийти к этому выдающемуся открытию. Благодаря быстрому распространению научной информации на Западе, результаты этого открытия в течение двух дней были подтверждены западногерманскими и итальянскими учеными. И хотя американцы оповестили также о своем открытии советские экспериментальные ядерные центры в Дубне, Новосибирске и Серпухове, подтверждение русских пришло почти через 6 месяцев. Мой собеседник объяснял такую задержку, главным образом, недостатками советского оборудования, менее точного, чем американское или другое западное оборудование; ускорители атомных частиц в Дубне и Новосибирске, например, не создавали такой же интенсивности пучка частиц, как американские, из-за менее совершенной электронной и магнитной технологии. Кроме того, из-за ограничений в распространении информации и кастовой разобщенности ученых, как он говорил, советские физики-теоретики находились в неведении и не могли конкурировать со своими западными соперниками в объяснении этого нового явления. «Правда» поместила четыре абзаца об этом американском открытии, а физики-теоретики такого престижного учреждения, как Московский институт физики им. Лебедева, узнали все нужные им технические данные лишь совершенно случайно: один молодой советский физик, оказавшийся в это время в Швейцарии, где он работал по программе научного обмена, сообщил об открытии в письме своему руководителю Льву Окуню, физику-теоретику Института им. Лебедева. «Не случись так, — говорил мой приятель, — потребовались бы месяцы, прежде чем сообщение попало бы в печать и просочилось через советские бюрократические фильтры к ученым, которые были в нем заинтересованы». Профессор Окунь был настолько потрясен, что на немедленно созванном в Москве закрытом совещании ведущих ученых по поводу американского открытия настаивал на реформах, которые «ускорили бы обмен информацией с Западом и разрешили бы трудности с экспериментальным оборудованием. В противном случае, — продолжал он, — нам грозит полное отставание».

Если наука как область объективного знания должна склоняться перед политической реальностью, то политика преподносится советской общественности в шаблонной, препарированной форме, чтобы она могла казаться непреложной научной истиной. Первые страницы центральных ежедневных газет так похожи друг на друга, что создается впечатление, будто они составлены одним редактором (и действительно, мне рассказывали, что ТАСС рассылает инструкции о том, как освещать то или иное событие). А на западный глаз кажется, что форма, в которой подается газетный материал, специально предназначена для того, чтобы убить интерес читателя — никаких политических скандалов, никаких сенсаций, преступлений, никакой кулуарной информации, ни колонок светских сплетен о звездах, никаких плохих новостей, ни биржевых курсов, ни комиксов, ни результатов скачек. Как высказался один служащий, «читать нашу прессу, все равно, что жевать сухую лапшу — никакого вкуса». Основа любой газеты вроде «Правды» — это огромная порция того, что Ленин назвал «производственной пропагандой», «оживляемой» портретами улыбающихся сварщиков в момент работы, бессодержательные, напыщенные, повторяющиеся изо дня в день передовицы и политические комментарии, представляющие мир как арену непримиримых классовых боев, злобных заговоров против дела коммунизма или советской родины. Такая газета представляет собой пример пропагандистской журналистики в самых крайних ее проявлениях, не претендующей на объективность. Тем не менее, из всех ежедневных газет «Правда» имеет самый большой тираж в мире (более 10 млн.) и, по всей видимости, процветает, хотя она и не печатает рекламных объявлений и ее номер, состоящий из 6 страниц, стоит лишь 3 копейки. И несмотря на брюзжание интеллигентов (некоторые из них подчеркнуто хвастались, что никогда не читают советских газет), меня поразило то, что «Правда» и другие советские газеты служат своей системе достаточно эффективно, не оставляя у читателей грызущих сомнений в правомерности системы.