Русские - [113]

Советские власти особенно чувствительны к проблемам деревни и к тому впечатлению, которое она производит на иностранцев. Даже в городах, когда я замечал, что в старых бревенчатых домах есть особая деревенская теплота, которой нет в соседних безвкусных стандартных сборных домах, чиновники немедленно заговаривали о планах сноса старых изб. Как видно, камень считается символом современного строительства, тогда как деревянные жилища рассматриваются как позорный признак отставания. Избы не вписываются в то самопредставление, которое создано обществом, провозгласившим себя авангардом социализма. В деревнях, как только мы начинали фотографировать, появлялись люди, пытавшиеся этому воспрепятствовать или грозившие аннулировать разрешение на поездку, если мы будем останавливаться по дороге. Министерство иностранных дел неизменно отвечало отказом на наши просьбы о разрешении провести некоторое время в деревне. Три года я добивался разрешения пожить несколько дней в совхозе или колхозе, чтобы получить более полное представление о жизни в деревне. Я предложил, чтобы это было во время жатвы, так как полагал, что жатва — горячая пора и, следовательно, наиболее благоприятное время для наблюдений, но я был готов заранее согласиться на любое время и любой колхоз или совхоз, который бы мне предложили. Когда на целине был получен рекордный урожай зерновых, я попросил разрешения поехать туда, но чиновник из Министерства иностранных дел ответил мне, что люди там слишком заняты. «И к тому же, — сказал он, — целинникам не очень-то понравилось то, что вы написали об Армении» (среди нескольких моих статей об Армении одна была посвящена национальным чувствам армян, что вызвало раздражение московских властей). Я выразил удивление тем, что на целине нашлись читатели «Нью-Йорк таймс», но эта шпилька не смутила чиновника.

Как и других туристов, меня иногда возили на организованные экскурсии в образцовые колхозы или совхозы, расположенные обычно на юге страны, в таких местах, как Молдавия или Узбекистан, где благоприятные климат и почва не только обусловливают большую эффективность сельского хозяйства, чем в Центральной России, но и облегчают жизненные условия. На меня произвели большое впечатление грандиозные ирригационные сооружения в среднеазиатской Голодной Степи, благодаря которым у почти бесплодной пустыни были отвоеваны десятки тысяч гектаров земли, где сейчас получают рекордные урожаи хлопка. Один инженер рассказал, как были построены ирригационные каналы шириной в 64 м — крупнейшее достижение инженерного искусства; эти каналы прорезали сухую, пыльную землю и сделали возможной на ней жизнь людей и растений. Председатели колхозов приводили впечатляющие цифры, звучавшие совершенно неправдоподобно: согласно этим цифрам колхозники жили богаче, чем высшие государственные чиновники или крупные ученые. Вместе с другими корреспондентами меня возили в колхозные усадьбы со свежепобеленными домами, хозяевами которых были Герои Социалистического Труда или другие, столь же нетипичные, представители деревни, которые тут же простодушно портили всю игру, тепло вспоминая предыдущие визиты иностранных делегаций в их безупречно чистые дома, представлявшие собой настоящие музейные экспонаты — с кружевными занавесками, обилием разнообразной мебели и непременно большим телевизором на столике в углу.

Иногда мне удавалось познакомиться с каким-нибудь обыкновенным человеком, но в присутствии многих официальных наблюдателей и надзирателей невозможно было сколько-нибудь серьезно разговаривать о повседневной жизни. Я неизменно слышал одно и то же: «Жизнь у нас хорошая. Мы ни в чем не нуждаемся». Как-то, когда мы были в Армении, председатель одного колхоза расписывал нам с Бобом Кайзером из газеты «Вашингтон пост», что обычный сельскохозяйственный рабочий зарабатывает в течение всего года в среднем 350–450 рублей в месяц; называл он и другие цифры, столь резко расходящиеся с официальной советской статистикой, что мы просто перестали записывать, но он продолжал говорить, как заведенный. Когда мы шли по направлению к его дому, он задержался по какому-то делу, и я, воспользовавшись случаем, незаметно ускользнул и поговорил немного с одним колхозником, который рассказал мне, что в пору жатвы он зарабатывает 150 рублей в месяц, а в остальное время года и того меньше, и что без приусадебного участка он не мог бы свести концы с концами. Но не успели мы поговорить более подробно, как председатель спешно прибежал за мной, прервал разговор, препроводил к себе домой, где нас накормили обильным обедом, сдобренным солидным количеством виноградной водки домашнего приготовления и тостами в честь советско-американской дружбы. Нам так и не удалось осмотреть колхоз, увидеть колхозников за работой и поговорить с ними. И это повторялось всякий раз — прерванные разговоры, вынужденные выпивки, строгий надзор и недостаток времени для свободного общения с людьми.

При Брежневе немало было сделано для повышения жизненного уровня деревни: увеличены закупочные цены на зерно, снижены размеры обязательных поставок государству, повышена основная зарплата колхозников, хотя она все еще уступает средней зарплате рабочих, составляющей примерно 187 долларов в месяц. В ноябре 1974 г. с целью помощи беднейшим семьям, т. е. таким, в которых на человека приходится меньше 800 долларов в год, правительством было принято постановление выплачивать ежемесячное пособие на детей в размере 20 рублей. В печати отмечалось, что бóльшая часть семей, имеющих право на это пособие, — многодетные деревенские семьи.