Русские - [110]

«Иди сюда, дочка, — позвала как-то Энн седая бабушка, назвав ее одним из принятых в народе ласкательных слов и пытаясь соблазнить густым, темно-желтым медом, разлитым в банки. — Попробуй, мамаша, какой он хороший, сладкий, и ребенку дай попробовать», — уговаривала она, протягивая Энн и Лесли, нашей трехлетней малышке, дощечку, обмокнутую в мед, и расхваливая только что извлеченные из улья свежие соты, с которых падали тяжелые янтарные капли.

Стоит лишь нерешительному покупателю остановиться возле одного из продавцов, как они все начинают наперебой расхваливать свой товар. Вот небритый щербатый мужик предлагает ободранного кролика. А вот толстая коротышка протягивает, вертит в грубых руках свежие яйца. Старуха в намотанных на голову шарфах, похожая на мумию, предлагает творог на клочках вощеной бумаги или сметану на пробу из белого эмалированного ведра. Смуглый грузин в плоской кепке, не спуская хитрого взгляда с покупателя, срезает с груши кожуру и протягивает на кончике ножа кусочек сочной мякоти. В дальнем углу рынка женщины в грубой деревенской одежде торгуют связками сушеных грибов, нанизанных на бечевку, словно пробочные бусы. Торговки постоянно поливают свой товар водой, так что длинные каменные прилавки завалены горками блестящих огурцов, свеклы и редиски или пучками толстой короткой моркови, напоминающей пальцы ее хозяев, и удивительно сладкой. Резкий запах укропа щекочет ноздри. Голодный покупатель, бродящий между прилавками на Центральном или Черемушкинском рынке, может слегка подкрепиться, пробуя понемногу то мед и творог, то квашеную капусту или кусочки соленых огурцов из бочки, с которых еще капает рассол, то несколько зернышек граната, щепотку фисташек или мелких черных виноградин из Самарканда. Правда, деревенские жители не очень-то доверяют москвичам, забывающим о правиле «хорошего понемножку». «Хватит пробовать, — остановит осмотрительный торговец не в меру увлекшегося. — Сколько взвесить, кило? Покупать сегодня будете?»

Частные наделы, с которых получают все эти продукты, малы, и их владельцы обрабатывают свой клочок земли, как правило, после основной работы, но количество продуктов с этих участков настолько велико и настолько существенно для советской экономики, что 250 миллионов советских людей не могли бы без них прокормиться. Этот факт — больное место для советских идеологов, и власти не стремятся предавать гласности существование такого частного сектора, предпочитая взамен вещать о «грандиозных достижениях социалистического сельского хозяйства». Но из одной необычной статьи, появившейся в марте 1975 г., мы узнали, что 27 % общей стоимости продукции советского сельского хозяйства, т. е. около 43,2 млрд. рублей в год, дают приусадебные участки, которые занимают менее 1 % всех сельскохозяйственных площадей страны (около 8 млн. га)[32]. При таком соотношении частные наделы оказываются примерно в 40 раз более эффективными, чем колхозные земли. Из официальных, опубликованных в Экономическом ежегоднике за 1973 г.[33], данных об урожаях различных сельскохозяйственных культур следует, что в стоимостном выражении 62 % получаемого в стране картофеля, 32 % других овощей и фруктов, более 47 % яиц и 34 % мяса и молока в первой в мире стране коммунизма производят владельцы частных хозяйств, число которых достигает 25 миллионов. Одна из причин этого в том, что колхозы и совхозы производят в большом количестве, в основном, зерновые культуры и хлопок. Другая причина состоит в том, что товары, продаваемые частным образом, имеют более высокие цены, чем при продаже их государству. И третья причина этой поразительной статистики заключается в том, что приблизительно половина продуктов, получаемых с приусадебных участков, потребляется самими колхозниками и их соседями и не попадает на рынок. Однако очевидно также и то, что собственные участки крестьяне обрабатывают гораздо лучше, чем колхозные и совхозные земли. Согласно коммунистическому идеалу, этот последний, досадный, но необходимый, пережиток частного предпринимательства, в конце концов, начнет отмирать по мере того, как будет увеличиваться ассортимент и количество продукции механизированных государственных хозяйств.

Никита Хрущев, хотя и был родом из деревни, настойчиво проводил политику сокращения приусадебных участков, чем и вызвал недовольство крестьянства. Размеры этих участков были урезаны так, чтобы они не превышали 0,2 га, и для колхозной рыночной торговли наступили трудные времена. Как рассказывали мне мои русские друзья, украинские крестьяне были до такой степени озлоблены, что вместо того, чтобы продавать яйца, стали приготовлять из них краску. «Из яичных белков получается очень стойкая краска», — объяснил мне один московский художник.

При Брежневе положение улучшилось. Максимальный размер приусадебного участка был увеличен до 0,4 га, и были приняты меры для улучшения условий колхозной рыночной торговли. По официальным советским данным, количество продукции с приусадебных участков возросло с 1966 по 1973 г. на 15 %. Хотя прирост продукции государственного сектора был еще больше, очевидно, что вековая традиция возделывания приусадебных участков у русского крестьянина не так-то легко отомрет. Даже при крепостном праве у крестьян были собственные участки, которые разрешалось возделывать после отработки барщины у помещика, так же, как и продавать излишки на городских рынках. При коммунизме эта система была закреплена жестокой политикой коллективизации, проведенной Сталиным; она должна была препятствовать переселению крестьян из деревень в города. В настоящее время, как только возникают слухи (как это было в 1974 г.) о том, что намечается реформа в сельском хозяйстве с целью ликвидации приусадебных участков, высокопоставленные официальные лица спешат опровергнуть эти слухи, опасаясь возникновения серьезного сопротивления крестьянства.