Русские цари - [33]

А уже 20 июня 1605 г. Лжедмитрий с торжеством въехал в Москву при общем восторге уверовавших в него москвичей: «Расстрига же тот пришел в царствующий град и встретил его весь народ от мала до вели-ка…И радовались все люди, считая его настоящим царевичем Дмитрием, который мертв был и ожил, погиб и нашелся».

Царь Дмитрий

Еще до вступления Лжедмитрия в Москву его сторонниками были убиты Федор Борисович Годунов, второй и последний царь из рода Годуновых, и его мать Мария. Это злодеяние было многими современниками осуждено, но никто не выступил против этого, хотя «Федора Борисовича многие люди тайно в душе своей оплакивали…, но не нашлось у него ни одного защитника». Сестру царя, Ксению, самозванец сделал своей наложницей, а после ее постригли в монахини. Судьба Ксении Годуновой почти у всех современников вызывала сочувствие. Дошли народные песни, посвященные царевне. Несмотря на негативное отношение к ее отцу, в этих песнях отразилось сочувственное отношение народа к судьбе этой девушки. В них царевну ласково сравнивают с маленькой птичкой, попавшей в большую беду. Горе молодой царевны в народном сознании предстает как горе простой девушки, оставшейся сиротой и которой уготована злая участь:

«Сплачетца на Москве царевна:

«Ox-те мне молоды горевати,

что едет к Москве изменник,

ино Гриша Отрепьев рострига,

что хочет меня полонити,

а полонив меня, хочет постричи,

чернеческий чин наложити!».

Приверженцы Лжедмитрия начали расправы со сторонниками Годуновых. Царских родственников и свойственников разослали. Даже тело Бориса выкопали из усыпальницы московских царей, положили в сосновый некрашеный гроб и вместе с телами жены и сына погребли в убогом Варсонофьевском монастыре за Неглинной. Народу объявили, что царица Мария и ее сын Федор отравились со страху.

Вся политика Лжедмитрия I вызывала осуждение его современников: «каких только бед и злобы не обрушил на великую Россию!». Это, в частности, относилось к возведению на патриарший престол Игнатия, родившегося на Кипре. При Борисе он был поставлен главой рязанской епархии и прославился как «муж грубый, пьяница и пакостник». У московской аристократии вызывала зависть и злобу раздача чинов самозванцем своим приближенным, главным образом из поляков. Не вызывало одобрения и разорение новым царем государственной казны, большая часть которой пошла на оплату услуг, предоставленных ему польскими и литовскими магнатами. Но самое страшное зло, которое самозванец, как считали, не совсем обоснованно, современники, хотел совершить, — «задумывал обращение Руси в католичество». Это не могло не «переполнить чашу народного терпения».

Примечательно то, что уже через три дня по приезду Лжедмитрия в Москву, был раскрыт боярский заговор против нового царя. Во главе его стояли братья Шуйские — Василий, Дмитрий и Иван. Боярская дума приговорила Василия Шуйского к смертной казни, однако самозванец всем на удивление помиловал заговорщика. Смертный приговор был заменен ссылкой с конфискацией имущества. Однако через месяц царь Дмитрий вернул Шуйских в Боярскую думу и возвратил все конфискованное имущество.

Необходимо отметить, что автор Хронографа говорил и о положительных сторонах политики первого самозванца, хотя сразу оговаривал, что происходили они не по причине его доброты, а «по воле божьей». К этим благим делам современник относил возвращение самозванцем из ссылок и тюрем бояр и дворян, подвергшихся опале при Борисе Годунове, и главных из них — Филарета Никитича Романова с сыном Михаилом.

Разное впечатление производили на современников характер и поведение «царя Дмитрия». Все они отмечали, что он был образованным человеком, но образованным на западный манер. Он совершенно не хотел держать себя сообразно своему царскому сану, постоянно нарушая сложившийся при дворе этикет. Царский сан обязывал его быть спокойным, важным и неторопливым, а вместо этого Лжедмитрий I сам ходил по дворцу без свиты, любил гулять по Москве без огромной охраны, беседовать с простыми жителями столицы, не ждал, пока его подсадят на лошадь. Как отмечали современники, этот человек очень хорошо ездил верхом, «конское рыстание любляше велми», (что вообще не входило в обязанность царя), любил охоту и удивлял двор своей ловкостью. Это было довольно смелое поведение и, если угодно, даже «демократическое» при его положении как единственного «законного» царя, продолжателя корня Рюриковичей.

Любил он бывать и на заседаниях Боярской думы, пытался вникнуть и решить разбираемые вопросы. Сам «царь Дмитрий» был любознателен, много читал, беседовал с образованными людьми. Русским он внушал уважение к просвещению: «остроумен же, паче и в научении книжном доволен, дерзостен и велеречив весьма». Современники отмечали любовь Лжедмитрия I к веселой жизни и забавам. Князь С. И. Шаховской писал также, что самозванец «против врагов своих храбр, смел, весьма мужественен и силен и к воинам весьма благосклонен».

Находясь в Польше, Лжедмитрий I принял ряд обязательств перед своими союзниками, но, захватив престол, пытался проводить самостоятельную политику. Он не превратился в польского ставленника и не торопился выполнять свои обещания. Православие осталось государственной религией, ни Смоленск, ни Северскую землю он не отдал королю и предлагал только за них выкуп.