Русская литература: страсть и власть - [56]
Чичикову некуда вернуться: родителей нет, дома нет, перекати-поле. Жениться такой герой не может, да и вообще, как относился Гоголь к спасению через женитьбу, легко видеть в «Иване Федоровиче Шпоньке и его тетушке»:
Он снял шляпу, видит: и в шляпе сидит жена. <…> Полез за платком – и в кармане жена. <…> То вдруг снилось ему, что жена вовсе не человек, а какая-то шерстная материя; что он в Могилеве приходит в лавку к купцу. «Какой прикажете материи? – говорит купец. – Вы возьмите жены, это самая модная материя! очень добротная!» <…> Купец меряет и режет жену. А портной говорит: «Нет, это дурная материя. Из нее никто не шьет сюртуки».
То есть жена – это некая материя, которая окутывает всю жизнь и лишает ее всякого смысла. Конечно, жениться Чичиков не может.
Чичиков может уехать из России, как Одиссей может уйти со своей Итаки. Занятие грека – это странствие, стихия грека – это море. Стихия русского – дорога. Дорога, поиск, встреча, разговор, безвыходное кружение. Но что же можно вынести из всего этого? Тройка несется, но куда и зачем она несется? И вот на этот вопрос может быть только два ответа.
Первый: движение – всё. Мы не знаем своей цели и нам не нужна наша цель, но мы движемся, и наше плавание важнее нашей Итаки. Чичиков – вечный странник, и в этом вечная правда. А есть второй вопрос, вернее, второй вариант ответа, самый лучший, и он, пожалуй, угадывается в том лирическом отступлении «Русь! что же ты хочешь от меня?». Как потом Рогожин в «Идиоте» смотрел на Мышкина, и Мышкин все время чувствовал на себе его взгляд, так Гоголь чувствует этот страшный взгляд России, нацеленный на него, взгляд Вия, и видит в этом взгляде страшную, преследующую его пустоту.
Очень трудно ответить на вопрос: в чем же, собственно, это удивительное русское предназначение? И ответ здесь, пожалуй, может быть только один: нет здесь никакого смысла, нет никакого конца у этого движения, оно само себе цель.
Все другие страны живут со смыслом, и все другие нациеобразующие романы как-то заканчиваются. Закончен «Ругон-Маккары», закончен цикл Бальзака, и был бы закончен, уж точно, если бы Гюго дожил, роман «Отверженные», с которого Толстой брал модель для «Войны и мира». Закончены тем, что произошел какой-то духовный скачок, какая-то эволюция, общество изменилось, герой изменился. А у Гоголя ничего этого не происходит.
Чичиков мог бы понять, пожалуй, только одно: во всей этой великолепной стихии хитрости, подвига, низости, красоты нет никакого смысла. Более того, может быть, Россия для того и существует, чтобы гасить чужие смыслы, чтобы попытаться загубить коммунизм, который иначе погубит мир, чтобы не пропустить никуда фашизм, в том числе свой собственный. Это то огромное пространство, в котором всё утонет и ничто никуда не пройдет. И это тоже функция, это тоже миссия. Потому что жизнь, в которой нет смысла, может быть невыносима внутри, но прекрасна со стороны.
И очень может быть, что в финале романа какой-нибудь западный мыслитель спрашивал бы, наконец, Чичикова: «Да кто вы, собственно, такой и для чего всё?» – а Чичиков только разводил бы руками и смотрел бы на него так же неотрывно и непонятно, как Россия, и остался бы для всего мира такой же прекрасной и вдохновляющей загадкой.
Мне в любом случае кажется, что, если бы «Мертвые души» были закончены, этот роман заканчивался бы не финальной точкой Чичикова странствия, а тем, что Чичиков уезжает дальше, тем, что этот Одиссей понимает: никакого дома у него нет, его дело – вечно странствовать по вечной плоскости, в которой нет и не может быть никакого второго этажа.
Очень возможно, что Гоголь придумал такой финал. Очень возможно, что этот финал его отвратил. Очень может быть, что именно поэтому он решил не писать второго тома, дождавшись, пока в России что-нибудь наконец изменится. Но, как показала история, скорее все гоголи вымрут, чем переменится что-то в этой реальности.
С тех пор русская литература безуспешно пытается написать второй том «Мертвых душ», но для этого надо, чтобы закончился первый.
Николай Некрасов
Воскрешение Некрасова
Такой любовной лирики русская поэзия ни до, ни после Некрасова не знала. Лучше всего, вероятно, сказал об этом Кушнер, показав, почему Некрасов и есть наш самый родной поэт.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Предлагаемое пособие имеет практическую направленность и нацелено на то, чтобы помочь учащимся подготовиться к выполнению самых сложных заданий на Едином государственном экзамене по русскому языку (часть «С»), т.е. к написанию сочинения-рассуждения в жанре, близком к рецензии или эссе. В пособии даны речевые образцы и методические шаги по выстраиванию сочинения-рассуждения в жанре рецензии, указаны типичные, часто встречающиеся на ЕГЭ грамматические и речевые ошибки, предложены советы, как начинать и завершать письменную работу, приведены основные параметры стилей речи и образцы рецензий по каждому из них.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Назовите самые популярные переводные детские книги. Не сомневаемся, что в ваш список попадут повести о муми-троллях Туве Янссон, «Алиса в Стране чудес» Кэрролла, «Хроники Нарнии» Льюиса, эпопея «Властелин колец» Толкина, романы Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере. Именно о них – ваших любимых (или нелюбимых) книгах – и пойдет речь в этом сборнике. Их читают не по программе, а для души. Поэтому рассуждать о них будет самый известный литературный критик, поэт и писатель, популяризатор литературы Дмитрий Быков. Его яркие, эмоциональные и невероятно интересные выступления в лектории «Прямая речь» давно привлекают школьников и родителей.
В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.
Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Цензоры за работой» – это увлекательное исследование того, как в разных обстоятельствах и в разные времена работает цензура. В центре внимания автора три далеких друг от друга сюжета – роялистская Франция XVIII века, колониальная Индия XIX века и Восточная Германия на рубеже 1980–1990-х годов. Автор на многочисленных примерах прослеживает, как именно работала цензура, что сами цензоры думали о своей работе и каким образом они взаимодействовали с книжным рынком, в том числе и «черным».
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.
Знаменитая лекция Быкова, всколыхнувшая общественное мнение. «Аркадий Гайдар – человек, который во многих отношениях придумал тот облик Советской власти, который мы знаем. Не кровавый облик, не грозный, а добрый, отеческий, заботливый. Я не говорю уже о том, что Гайдар действительно великий стилист, замечательный человек и, пожалуй, одна из самых притягательных фигур во всей советской литературе».
«Как Бунин умудряется сопрячь прозу и стихи, всякая ли тема выдерживает этот жанр, как построен поздний Бунин и о чем он…Вспоминая любимые тексты, которые были для нас примером небывалой эротической откровенности»…
«Нам, скромным школьным учителям, гораздо приличнее и привычнее аудитория класса для разговора о русской классике, и вообще, честно вам сказать, собираясь сюда и узнав, что это Большой зал, а не Малый, я несколько заробел. Но тут же по привычке утешился цитатой из Маяковского: «Хер цена этому дому Герцена» – и понял, что все не так страшно. Вообще удивительна эта способность Маяковского какими-то цитатами, словами, приемами по-прежнему утешать страждущее человечество. При том, что, казалось бы, эпоха Маяковского ушла безвозвратно, сам он большинством современников, а уж тем более, потомков, благополучно похоронен, и даже главным аргументом против любых социальных преобразований стало его самоубийство, которое сделалось если не главным фактом его биографии, то главным его произведением…».
Смерть Лермонтова – одна из главных загадок русской литературы. Дмитрий Быков излагает свою версию причины дуэли, объясняет самоубийственную стратегию Лермонтова и рассказывает, как ангельские звуки его поэзии сочетались с тем адом, который он всегда носил в душе.