Русская литература: страсть и власть - [53]

Почему Одиссей, почему «Одиссея» так завладели в это время воображением Гоголя?

В это самое время Василий Андреевич Жуковский как раз занят переводом «Одиссеи», а Гоголь, подобно всем гениям, южнорусским, малорусским гениям особенно, совершенно не выносит ситуации, когда кто-то рядом делает что-то великое, а он рядом с этим просто пассивно присутствует. Ты переводишь «Одиссею» – так я напишу «Одиссею».

Момент негласного соревнования с Жуковским для Гоголя очень силен, хотя Гоголь, может быть, сам не отдает себе в этом отчета. Он пишет Жуковскому огромное письмо о важности, о необходимости перевода «Одиссеи» и своим гениальным филологическим умом докапывается до главного: «Одиссея» – это поэма, главная поэма, описывающая национальный характер. Потому что, когда нация воюет, как в «Илиаде», – это стресс, это все-таки особое состояние нации. А вот когда нация живет, то, как она живет, описано в «Одиссее».

Главные два занятия греков – мореплавание и познание мира. Грек – существо эстетическое. Он познает мир, и любуется миром, и странствует по нему. «Плавать по морю необходимо, жить – не так уж необходимо». Для грека страстная жажда пожирать, покорять, познавать пространство – основа мира.

Именно поэтому главный герой самой пронзительной, самой трогательной греческой поэмы, конечно, Одиссей, воплощающий все лучшие черты национального характера: храбрость, хитрость, силу, верность и, плюс к этому, иррациональную, никак нравственно не постулируемую, необъяснимую тягу к дому. Потому что дом есть та отправная точка в мире, тот центр, то сердце мира, без которого всё не имеет смысла. Вечный странник, грек потому и странствует, что любит возвращаться. Если бы не было счастья возвращения, странствие было бы бессмысленным.

Проницательный критик Валерия Жарова подметила в одном своем эссе: «Илиада» может иметь начало, середину и конец: город осаждают, город не сдается, город пленен, – а вот «Одиссея» конца, как правило, не имеет. Романы, которые построены по принципу «Одиссеи», обречены оставаться незаконченными в силу одной роковой причины, в силу одного фабульного несовпадения: возвращается не тот, кто ушел. «Одиссея» не может закончиться потому, что за время своих странствий Одиссей превратился в другого человека. Для Одиссея нет больше Итаки. Он по-прежнему сохраняет замечательную свою способность натянуть лук и пустить стрелу через двенадцать колец, но это всё, что от него осталось. Сын для него чужой, и он не узнаёт сына («Телемахида» – это уже отдельная поэма). Пенелопа, которая вечно ткет и вечно распускает ковер, – тоже не та Пенелопа, потому что за время странствия Одиссея с ней произошли сложные, страшные, часто необратимые вещи. Мать Одиссея не дождалась, он увидел ее в царстве мертвых. Он не узнаёт острова. Всё другое. Никогда и никуда нельзя вернуться. И это и есть сюжет, который препятствует окончанию любой «Одиссеи».

Как говорил Чехов, в финале может быть два выхода: «герой или женись, или застрелись». Возвращение Одиссея – это промежуточный финал. Иначе почему в Греции семь могил Одиссея, и жители каждой из местностей считают себя истинными хранителями его праха?

В самой страшной, самой горькой сцене «Одиссеи», когда Одиссей спускается в царство мертвых, чтобы узнать о своей дальнейшей судьбе, он вынужден отогнать от корыта с жертвенной кровью собственную мать. Потому что все хотят жертвенной крови напиться, все хотят поговорить, хоть немножко поговорить с живым, получить хоть какую- то плоть, хоть какие-то новости из верхнего мира. Но Одиссей должен сначала выслушать Тиресия. Прорицатель Тиресий – единственный среди живых и мертвых, кто знает будущее. И он, попив из корыта, Одиссею говорит:

Ты вернешься на Итаку, но странствие твое на этом не закончится. Чтобы отблагодарить богов за то, что ты вернулся, ты должен будешь научить другие народы мореплаванию. А для того, чтобы узнать, как найти народ, который не знает мореплавания, ты должен идти с веслом на плече. И когда ты встретишь человека, который спросит: «Э, что за лопату ты несешь?» – когда ты увидишь народ-земледелец, который не знает моря, ты научишь его мореплаванию, ты отучишь его от скучной лопаты и приучишь его к веселому, легкому, звонкому веслу, и начнется новая эра для этого народа.

Дело Одиссея – не просто найти родину; это было бы пошло, примитивно. Дело Одиссея, который уже не может в своем странствии остановиться, – приобщить как можно больше людей к главному смыслу жизни: к странствию и познанию мира. Он должен принести этот смысл другим людям, и тогда его странствие будет закончено и он обретет одну из своих семи могил.

Фабула «Мертвых душ» должна была повторять «Одиссею». Точно, аккуратно, с обязательным пародированием Гоголь всё это проделывает. С одной только разницей: где то весло, которое понесет Чичиков, где тот смысл, который он вынесет из своих похождений? Что должен он открыть другим народам, которые, постораниваясь, дают дорогу его тройке? Перед этим вопросом оказавшись, Гоголь впал в некоторый творческий коллапс.

Что касается веселого, радостного пародийного начала «Мертвых душ», их абсолютно комической завязки, то здесь всё очень точно следует Гомерову замыслу. Параллели отыскиваются легко.