Русская литература: страсть и власть - [120]

Понятно, почему он нарисован таким отталкивающим: люди, как мы помним из Толстого, не любят обиженных ими, а наш герой подставил Урбенина под убийство. Но совершил Урбенин убийство или нет – мы не знаем. И об этом тоже надо помнить. Опущена завеса.

Дальше есть типичная чеховская героиня. Почему типичная?

Женщины Чехова делятся в общем на три категории.

Это немногочисленный отряд ангелов. Ангелов, похожих на трех сестер. Хотя и эти три сестры довольно забавны.

Это дуры, или душечки, условно говоря.

Это хищницы. Хищницы, подобные Полозовой из «Вешних вод» Тургенева. И вот Ольга – это серьезнейший вклад Чехова в развенчание образа демонической женщины.

Ольга мечется между тремя мужчинами, а если бы было больше, то было бы и больше. Помните, как говорит Билибин про Элен Курагину: «Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время». Ольга, раскрывающаяся нам постепенно, послойно, в лучших стайроновских традициях, – бездонная низость. Постепенно совлекаются покровы, и мы видим всё более и более наглое чудовище.

Сначала мы видим очаровательную дуру, которая, вбегая в красном платье, поет, что очень важно, высоким, визжащим сопрано, поет, естественно, «Люблю грозу в начале мая…», потому что в начале мая в грозу все и происходит. Потом признается, что боится грозы:

Гроза убила у меня мою мать… В газетах даже писали об этом… Моя мать шла по полю и плакала… Ей очень горько жилось на этом свете… Бог сжалился над ней и убил со своим небесным электричеством. <…> Мать моя теперь в раю.

Потом сообщает герою:

Мне кажется, что и меня убьет гроза когда-нибудь и что и я буду в раю… <…> Мне вот как хотелось бы умереть. Одеться в самое дорогое, модное платье, какое я на днях видела на здешней богачке, помещице Шеффер, надеть на руки браслеты… Потом стать на самый верх Каменной Могилы и дать себя убить молнии так, чтобы все люди видели… Страшный гром, знаете, и конец…

«А в обыкновенном платье вы не хотите умирать?» – усмехается Камышев, который уж влюблен, хотя старательно скрывает, и потому ведет разговор в довольно сальном тоне: «Ваше теперешнее платье лучше всяких модных и дорогих платьев… Оно идет к вам. В нем вы похожи на красный цветок зеленого леса». «Нет, это неправда! – наивно вздохнула Оленька. – Это платье дешевое, не может быть оно хорошим». Для нее ценность вещи определяется всегда в рублях, всегда конкретно. И тут уже мы начинаем замечать, что не так все хорошо у этой простушки. Потом Камышев узнаёт, что она ответила Урбенину согласием, деньги якобы нужны ей на лечение отца. Камышев говорит: «Сколько вам нужно на лечение отца? Возьмите у меня! Сто?.. двести?.. тысячу?» – «Зато ведь он меня любит… Его любовь надежная», – говорит Оля, невинно надувая губки. При этом (вот это редкая для Чехова прямая эротическая деталь) Камышев представляет себе, как старческие руки Урбенина, жесткие руки, будут «царапать молодое, только что еще начавшее жить женское тело». Вот замечательная фраза!

В Ольге тоже есть противоречие, которое бросается в глаза. Это ее детское, по-детски миловидное, еще подростковое лицо и на редкость развитые формы, что замечает граф Карнеев. Вся ее детскость и наивность – хорошо просчитанная маска. Это именно хорошо развитые формы. Правда, начисто лишенные какого-то человеческого содержания.

Муж быстро ей надоедает, естественно. И она бежит к графу, причем явно врет (мы, во всяком случае, думаем, что врет), что Урбенин ее бил. При этом она постоянно закатывает графу истерики, потому что она и графа не любит, а любит нашего следователя. Камышев уже все про нее понял и, проведя с нею десять минут в беседке (понятно, чем они занимаются), дает ей четвертной билет: «Это я плачу тебе за сегодняшнюю любовь», – цинично говорит Камышев. Но поскольку Оленька очень глупа и не знает, что такое «продажная женщина», вместо того чтобы оскорбиться, она четвертной берет. Это можно объяснить ее невинностью, как объясняет Камышев. Можно – тупостью. А можно – жадностью, что, пожалуй, оптимальное объяснение.

Дальше случается роковой пикник на охоте, во время которого у Оленьки с Камышевым происходит решительное объяснение.

Урбенин уже уволен с места за постоянное пьянство, отослан в ближайший город, переехал туда вместе со своими детьми от первого брака, там медленно спивается (потом этот медленно спивающийся человек с двумя детьми плавно переехал у Чехова в «Анну на шее». «Анна на шее» – «Драма на охоте» – не случайный параллелизм даже в названиях), получает от графа сто рублей на детей. Этого оскорбления он уже снести не может и приходит на пикник, чтобы графу эти сто рублей в лицо бросить. Но, идучи через лес, находит окровавленную Ольгу. И, естественно, поскольку он с кровью на руках выходит к присутствующим, все считают его убийцей.

А вот дальше у нас серьезные расхождения. Дальше мы не знаем, кто, собственно говоря, Ольгу убил. Подозревают троих. Подозревают Камышева, и это подозрение сам Камышев, как судебный следователь, немедленно отводит; но редактор-издатель ему эту версию и рассказывает. Подозрение второе, тоже чрезвычайно занятное, – это Урбенин. И подозрение третье – это одноглазый мужик Кузьма, который у графа на посылках, у него тоже руки в крови, поддевка, самое главное, в крови. Он говорит, что какой-то барин остановился рядом с ним и руки вытер об его поддевку. Кузьма – хороший подозреваемый или, во всяком случае, хороший свидетель: он «галстух» этого барина запомнил. Но на следующий день, после того как Кузьма дает эти показания, его в камере находят удушенным. И ровно перед этим наш судебный следователь Камышев разрешил арестованному Урбенину прогуливаться по всему острогу. Тогда-то главного-то свидетеля и нашли задушенным. И тут возникает естественный вопрос: а кто же придушил Кузьму?