Русская литература: страсть и власть - [122]

Поэтому «Драма на охоте» обретает причудливую двойную перспективу, удивительный чеховский двойной скрещенный взгляд на вещи. Если Камышев не убивал на самом деле, а убил Урбенин, то какую же глубину и красоту приобретает его поступок с этой его исповедью! Когда, чувствуя вину свою за все происшедшее и тоску свою от разрушенного идеала, он просто не хочет больше жить и по-достоевски ищет страданий.

Вот главный вывод, главный эффект, который возникает у нас после этой исповеди.

Как замечает издатель, господин Камышев очень любит всякого рода рассуждения. Замечает с пренебрежением. Но рассуждения господина Камышева – это во многом заветные мысли самого Чехова, которые мы найдем почти во всей его поздней прозе. Это и размышления о всеобщей продажности, и довольно циничные слова о женщинах, это удивительные слова о лесах и о том, что люди вечно ищут какой-то правды, а правда вот она, вечно спорят о Боге, а Бог вот он. И как было бы хорошо, если бы все пришли в эти леса и поразились бы им!

Таким образом и возникает эта двойная перспектива. Если не убивал Камышев, то это верные, прекрасные авторские слова, а если он все-таки убил, то это злая и пошлая демагогия. И вот в этом-то, собственно говоря, весь Чехов, потому что злой и пошлой демагогией одним щелчком пальца могут предстать любые слова.

Представьте себе любой текст, самый лучший, написанный убийцей, и вы поймете, как много пошлости и демагогии в этом тексте. Чехов открыл здесь не только феномен «Убийства Роджера Экройда», но открыл феномен, описанный впоследствии Борхесом в рассказе «Пьер Менар, автор “Дон-Кихота”»: если автором «Дон Кихота» был не испанский авантюрист, а французский филолог девятнадцатого века, книга приобретает совершенно иную коннотацию – media is the message. От автора, от угла зрения зависит все.

И «Драма на охоте» в этом смысле толкнула русскую литературу очень здорово вперед. Но из-за того, что этот великий текст не был вовремя правильно прочитан, наша Агата Кристи у нас не появилась. Надеюсь, что хоть теперь мы благодарно перечитаем это отложенное для нас сокровище.

Владимир Короленко

«Дело Бейлиса». Последний акт

Дело Бейлиса, самый, наверное, громкий процесс в николаевской России, продолжает почему-то будоражить умы.

Когда Морис Сэмюэл или другие замечательные люди писали об этом деле в 1950–1960-е годы, они оговаривались, что эта история должна была бы быть известна не менее, чем процесс Дрейфуса, но почему-то прочно забыта.

Но как только с России слетел чрезвычайно легкий, как выяснилось, и неглубокий покров цивилизации, дело Бейлиса оказалось не просто востребованным – оно оказалось одним из самых обсуждаемых вопросов. Вот вышла в издательстве «Русская идея» сравнительно недавно прелестная книга Михаила Назарова «Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – “смотр сил”». Это 2006 год. Здесь старательно опущены все свидетельства невиновности Бейлиса, зато половину книги составляет подробный разбор дня сегодняшнего, где без единого доказательства доказывается, что евреи жизненно нуждаются в христианской крови, и только этим, по-видимому, и объясняется пребывание евреев в России, тогда как все они должны были убраться в свой Израиль.

Дело Бейлиса – история удивительная по двум параметрам. Самое удивительное в ней то, что оно вообще могло состояться и дойти до суда. Не имея ни единого обвинения, сколько-нибудь доказанного, министр юстиции Щегловитов и его исполнительные друзья сумели довести это дело через два с половиной года после убийства Андрюши Ющинского, имевшего место 12 марта 1911 года, до публичного слушания.

Вторая особенность этого дела в том, что оно просто смехотворное. Вот это, пожалуй, самое страшное. Мальчик, который был убит ужасным образом: по одним данным – 42, по другим – 47, колотых ран, к тому же нанесенных после того, как он был оглушен кастетом и удавлен. Гибель еще двух детей, которые виновны только в том, что с ним играли. Судьба самого Бейлиса, который два года просидел абсолютно ни за что. Вся Россия поделилась пополам – свидетельством этого пополамного деления стало противостояние двух братьев Маклаковых. Один из них, Василий Алексеевич, возглавлял адвокатскую бригаду на суде, а другой, Николай Алексеевич, министр внутренних дел, был ярым сторонником антисемитской ритуальной версии и делал все для того, чтобы Бейлиса потопить.

Весь этот кошмар, вся эта стилистика абсолютно бульварного листка, не говоря уже о страшном сочетании подробностей идиотски смешных и чудовищно кровавых, превращает дело Бейлиса в сценарий идеального триллера или в потенциально хороший роман. Хотя я не считаю хорошим романом книжку Бернарда Маламуда «Мастеровой» (1966) по материалам дела Бейлиса, потому что Маламуд – хороший американский писатель, но он писатель американский, он изучал дело по газетным публикациям и по трехтомнику, который издала «Киевская мысль», и совершенно не может представить, что такое быть в России евреем. Как сказал когда-то польский диссидент Адам Михник: «Ни за что не променяю роль еврея в Польше – интересный вызов!» Для того чтобы писать о деле Бейлиса в России, нужно, конечно, в этом деле вариться.