Русская литература: страсть и власть - [109]

В чем выход? Выход в том, чтобы написать роман «Анна Каренина». Ничего другого приличному человеку в России не дано.

Александр Островский

«Гроза»

Пожалуй, нагляднее всего проследить эволюцию русской литературы, стремительную эволюцию, можно по драматургии. Сто лет прошло между пьесой Капниста «Ябеда» и пьесой Чехова «Вишневый сад». Путь, который у остальных стран мира занял как минимум четыреста лет, от классицизма до модерна, более того, от классицизма до абсурда, в России занял сто пять. Феноменальная скорость. 1798 год – «Ябеда», 1903 – «Вишневый сад». Чтобы как-то понять скорость развития русской литературы, представьте, что князь Вяземский Петр Андреевич, который был восемью годами старше Пушкина, умер, когда Ленину было девять лет. Одна человеческая жизнь вместила практически весь «золотой век» русской литературы. Но высший взлет русской прозы и драматургии – это период царствования Александра II.

Александровские реформы, и в целом «александровская оттепель», наступившая после смерти Николая I, вызвала этот феноменальный взлет не только в литературе. В музыке это Мусоргский, русский Вагнер, создатель русской оперной традиции, Балакирев, Римский-Корсаков, Бородин, Кюи – «Могучая кучка»; из последних представителей этой плеяды – Чайковский. И в русской науке это время колоссального взлета: самое фундаментальное открытие девятнадцатого века в области естественных наук сделано в России – это периодическая таблица Менделеева. А еще это время взлета и русской публицистики, и русской философии, и русского журнального дела. И это время расцвета русского театра.

Исторически так сложилось, что драматургов в России много не было. С чем это связано, трудно сказать. Вероятно, с тем, что драматический род искусства не предполагает рефлексии. Он предполагает скорее непонятные, спонтанные для зрителя реакции.

Почему тот или иной сюжет обрабатывается в виде пьесы, а не в виде повести? И ключевой вопрос: почему «Гроза» – пьеса, а не роман? И что делает ее именно пьесой, почему историю Катерины Островский решил обработать в драматическом духе? Ведь история страдающей женщины в чуждой среде, женщины, которая бунтует против этой среды, отражена в русской культуре не раз и не два.

Сюжет «Грозы» очень похож на сюжет «Леди Макбет Мценского уезда» Лескова, только Катерина Островского кончает с собой, а Катерина Лескова, Катерина Измайлова, покончила со всеми вокруг: вместе с любовником отравила сначала свекра, потом мужа, потом несчастного мальчика, племянника и наследника мужа. Тем не менее «Леди Макбет Мценского уезда» написана прозой, а Островский обращается к драме. Почему?

Пьесу делает пьесой именно главный механизм сценического действия. Что, собственно, придает ей сценичность? Амбивалентность главной героини. Когда мы читаем побуждения Катерины Измайловой, ее мысли, ход подготовки к убийству, это эффектная, почти шекспировская ситуация, – но она дана изнутри. Мы понимаем, почему героиня так себя ведет. А вот Катерина Кабанова для нас загадка, поэтому историю Катерины можно сыграть двумя разными способами. И в русском театральном деле именно эти два способа обычно и сталкиваются, когда речь идет о «Грозе».

Есть сравнительно недавняя постановка Генриетты Яновской в Московском театре юного зрителя, где Катерина – истеричка, женщина глупая, а Кабаниха – это основа дома, основа семьи. Помните, как госпожа Простакова из фонвизинского «Недоросля» говорила: «То бранюсь, то дерусь; тем и дом держится». Есть версия, изложенная Писаревым в его статье «Мотивы русской драмы», где он разделал Катерину под орех. Статья, в которой содержание «Грозы» изложено самым мерзким, самым неуважительным образом. Вообще говоря, когда Писарев излагает чужие сюжеты, он это делает так же насмешливо, как, скажем, Лев Толстой пересказывал «Короля Лира» в статье «О Шекспире и о драме». После этого пересказа «Лир» на вас прежнего впечатления никогда не произведет.

А вот как рассказывает о «Грозе» Писарев:

Во всех поступках и ощущениях Катерины заметна прежде всего резкая несоразмерность между причинами и следствиями. Каждое внешнее впечатление потрясает весь ее организм; самое ничтожное событие, самый пустой разговор производят в ее мыслях, чувствах и поступках целые перевороты. Кабаниха ворчит, Катерина от этого изнывает; Борис Григорьевич бросает нежные взгляды, Катерина влюбляется; Варвара говорит мимоходом несколько слов о Борисе, Катерина заранее считает себя погибшею женщиною, хотя она до тех пор даже не разговаривала с своим будущим любовником; Тихон отлучается из дома на несколько дней, Катерина падает перед ним на колени и хочет, чтобы он взял с нее страшную клятву в супружеской верности. <…> Окончательная катастрофа, самоубийство, точно так же происходит экспромтом. <…> Является Борис; происходит нежное свидание. Борис говорит: «Еду». Катерина спрашивает: «Куда едешь?» – Ей отвечают: «Далеко, Катя, в Сибирь». – «Возьми меня с собой отсюда!» – «Нельзя мне, Катя». После этого разговор становится уже менее интересным и переходит в обмен взаимных нежностей. Потом, когда Катерина остается одна, она спрашивает себя: «Куда теперь? домой идти?» и отвечает: «Нет, мне что домой, что в могилу – все равно». Потом слово «могила» наводит ее на новый ряд мыслей, и она начинает рассматривать могилу с чисто эстетической точки зрения, с которой, впрочем, людям до сих пор удавалось смотреть только на чужие могилы. «В могиле, – говорит, – лучше… Под деревцом могилушка… как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком ее мочит…» Это поэтическое описание могилы совершенно очаровывает Катерину, и она объявляет, что «об жизни и думать не хочется». <…> Таким образом делается прыжок в Волгу, и драма оканчивается.