Русская литература: страсть и власть - [111]
Феклуша: Милая девушка, все-то ты за работой! Что делаешь, милая?
Глаша: Хозяина в дорогу собираю.
Феклуша: Аль едет куда свет наш?
Глаша: Едет.
Феклуша: На́долго, милая, едет?
Глаша: Нет, не на́долго.
Феклуша: Ну, скатертью ему дорога! А что, хозяйка-то станет выть аль нет?
Глаша: Уж не знаю, как тебе сказать.
Феклуша: Да она у вас воет когда?
Глаша: Не слыхать что-то.
Феклуша: Уж больно я люблю, милая девушка, слушать, коли кто хорошо воет-то!
Пожалуй, это могло бы быть эпиграфом ко всей «Грозе».
Глаша: А ты, Феклуша, далеко ходила?
Феклуша: Нет, милая. Я, по своей немощи, далеко не ходила; а слыхать – много слыхала. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, всё неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами.
Глаша: Отчего ж так, с песьими?
Феклуша: За неверность.
И это 1859 год! И это Центральная Россия. Поволжский город, где бешеными темпами развивается пресловутый русский капитализм. Главным человеком становится купец, русское купечество. В основе своей старообрядческое, очень приверженное старозаветным ценностям и страшно любящее крепкую семью. И вот в этом довольно страшном, довольно тесном, довольно темном приволжском мире появляется человек, который, пусть даже со всей своей истерикой, пусть даже совсем легкомысленный, пусть даже со всей готовностью стремительно менять решения и настроения, но который все-таки не желает в этом мире жить. Молния ударяет в это болото. И вот это и есть для Островского любимый сюжет, любимая тема.
В своей драматургии Островский продолжает оставаться именно амбивалентным, по-разному понимаемым, по-разному задающим координаты, это и обеспечивает объем образа. Еще более наглядная в этом смысле, еще более амбивалентная пьеса, абсолютный хит всех провинциальных театров, «Бесприданница». Идеальная роль Ларисы, потрясающая роль, замечательный Паратов, очень яркий и характерный Карандышев. Тут вам и Робинзон, тут вам и Огудалова-старшая. Великолепное решение.
Но ведь и Ларису можно сыграть совершенно по-разному. Да, Лариса, с одной стороны, трогательная, красивая, чувствующая, талантливая девушка, которую мать хочет подороже продать. А с другой стороны, Лариса – жестокая, расчетливая, наглая баба, которая издевается над своим женихом, которая бежит с красавцем Паратовым, и, если бы Паратов на ней женился, растоптала бы Карандышева без всякого сожаления. Вот это и есть талант и гений Островского, который в драматургии следует ее главному закону: он оставляет театру и зрителю абсолютную свободу трактовки. Общей он оставляет только рамку ситуации – ощущение катастрофической расплаты, которую мы все давно заслужили.
Пора, наверное, сказать о том, чем и как заслужил Островский звание главного русского драматурга. Он, как всякий драматург, держится на нескольких не очень сложных, как правило (потому что театр – искусство грубое), нескольких довольно простых и наглядных ноу-хау.
Островский – это русский автор, который взял классические шекспировские коллизии и бухнул их в эту опару, квашню русской купеческой жизни. Почти все сюжеты Островского по природе своей, по напряжению, по драматургии – шекспировские. Мать нашла потерянного сына – «Без вины виноватые». Любящий убивает любимую – «Бесприданница». Молодой человек втирался ко всем в доверие, подло притворялся и был разоблачен. Трагический сюжет – а вот вам комедия «На всякого мудреца довольно простоты». И, кстати говоря, большинство пьес Островского, кроме самых известных – «Лес», «Бесприданница», «Гроза», – называются по пословицам. И это лишний раз подчеркивает их национальный, местный и немного дурацкий характер.
Конечно, «Колумб Замоскворечья», как его называли славянофилы, немножко сильно сказано. Скажем: «Шекспир Замоскворечья». И «Гроза» – по сути шекспировская драма: любовь, измена, самоубийство. Но это драма плюхнута с размаху в русскую реальность, и возникает очень интересный трагифарсовый эффект. Потому что пьеса Островского – это именно трагифарс. Такого жанра, как «Гроза», еще в мировой литературе не было. Это, с одной стороны, действительно трагедия, с другой – грубейший фарс. И вот на этом стыке очень многое удерживается.
Русская литература девятнадцатого века, да и двадцатого, – это литература о сильных женщинах и слабых мужчинах. Первым это заметил, первым определил Чернышевский в не раз упоминаемой нами статье «Русский человек на rendez-vous».
Почему в русской литературе женщина всегда сильнее? Помните, Митрофану в «Недоросли» снится сон:
Митрофан: Лишь стану засыпать, то и вижу, будто ты, матушка, изволишь бить батюшку.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Книга рассказывает о том, как были дешифрованы забытые письмена и языки. В основной части своей книги Э. Добльхофер обстоятельно излагает процесс дешифровки древних письменных систем Египта, Ирана, Южного Двуречья, Малой Азии, Угарита, Библа, Кипра, крито-микенского линейного письма и древнетюркской рунической письменности. Таким образом, здесь рассмотрены дешифровки почти всех забытых в течение веков письменных систем древности.
Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына.
В монографии рассматриваются рецепции буддизма в русской литературе конца XIX – начала XX в. – отражение в ней буддийских идей, мотивов, реминисценций. Выбор писателей и поэтов для данного анализа определен тем, насколько ярко выражены эти рецепции в их творчестве, связаны с его общей канвой, художественными концепциями, миропониманием. В данном ракурсе анализируется творчество Л. Н. Толстого, И. А. Бунина, К. Д. Бальмонта, Д. С. Мамина-Сибиряка, И. Ф. Анненского, М. А. Волошина, В. Хлебникова. Книга адресована историкам и философам культуры, религиоведам, культурологам, филологам.
В книге подробно анализируется процесс становления новейшей китайской литературы, а также развития ее направлений и жанров – от «ста школ» и «культурной революции» до неореализма и феминистского творчества. Значительное внимание Чэнь Сяомин уделяет проблемам периодизации, связи литературы и исторического процесса, а также рассуждениям о сути самого термина «новейшая литература» и разграничении между ней и литературой «современной». Эти и другие вопросы рассматриваются автором на примере наиболее выдающихся произведений, авторов и школ второй половины XX века.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Эта книга – не очередной учебник английского языка, а подробное руководство, которое доступным языком объясняет начинающему, как выучить английский язык. Вы узнаете, как все подходы к изучению языка можно выразить в одной формуле, что такое трудный и легкий способы учить язык, почему ваш английский не может быть «нулевым» и многое другое. Специально для книги автор создал сайт-приложение Langformula.ru с обзорами обучающих программ, словарем с 3000 английских слов и другими полезными материалами.
Знаменитая лекция Быкова, всколыхнувшая общественное мнение. «Аркадий Гайдар – человек, который во многих отношениях придумал тот облик Советской власти, который мы знаем. Не кровавый облик, не грозный, а добрый, отеческий, заботливый. Я не говорю уже о том, что Гайдар действительно великий стилист, замечательный человек и, пожалуй, одна из самых притягательных фигур во всей советской литературе».
«Как Бунин умудряется сопрячь прозу и стихи, всякая ли тема выдерживает этот жанр, как построен поздний Бунин и о чем он…Вспоминая любимые тексты, которые были для нас примером небывалой эротической откровенности»…
«Нам, скромным школьным учителям, гораздо приличнее и привычнее аудитория класса для разговора о русской классике, и вообще, честно вам сказать, собираясь сюда и узнав, что это Большой зал, а не Малый, я несколько заробел. Но тут же по привычке утешился цитатой из Маяковского: «Хер цена этому дому Герцена» – и понял, что все не так страшно. Вообще удивительна эта способность Маяковского какими-то цитатами, словами, приемами по-прежнему утешать страждущее человечество. При том, что, казалось бы, эпоха Маяковского ушла безвозвратно, сам он большинством современников, а уж тем более, потомков, благополучно похоронен, и даже главным аргументом против любых социальных преобразований стало его самоубийство, которое сделалось если не главным фактом его биографии, то главным его произведением…».
Смерть Лермонтова – одна из главных загадок русской литературы. Дмитрий Быков излагает свою версию причины дуэли, объясняет самоубийственную стратегию Лермонтова и рассказывает, как ангельские звуки его поэзии сочетались с тем адом, который он всегда носил в душе.