Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен - [57]
Почему никого из «специальных» чиновников не волнует грандиозная брешь в духовной культуре России: музыке, художественной литературе, живописи, науке и… русской философии?! Или, быть может, великие русские мыслители, включая таких философов-литераторов, как Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, Н. В. Гоголь и другие, не заслуживают изучения в специальной, философской интерпретации (о специальных вузах не говорю, в них, мне кажется, философская гениальность, пронизывающая русскую литературу, не входит органически в учебные курсы)?
Наконец, почему Министерство науки и высшего образования не пугает вакуум, давно возникший и возрастающий в системе духовно-нравственного и социокультурного развития молодежи? Или чиновники из соответствующего департамента возлагают надежды и задачи патриотического воспитания русского народа на Гегеля, Шеллинга, Фихте, Фейербаха? Как известно специалистам, ни одна из западных философий, при всем их социокультурном значении, не уделяла должного внимания философскому осмыслению своих народов и своей истории. Только русская, главным образом религиозная, философия способна эффективно и адекватно объяснить закономерности истории России (специалистам-историкам подчас не до философии), ее героическую промысли-тельную судьбу и на этой основе формировать у молодых людей истинный патриотизм.
Нас беспокоит, во-первых, девальвация российской духовной культуры.
Во-вторых (для нас это главное), скептицизм в отношении русской религиозной философии сводит на нет русскую идею. Ведь смысл, содержание и доминирующая роль русской идеи в жизни и судьбе России теоретически обоснованы именно в русской религиозной философии, для которой эта проблема главная, животрепещущая и сквозная. Это основная проблема русской теоретической мысли, которая выражает (повторюсь) «русское историческое призвание. указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь… (курсив мой. – В. Г.) это творческая идея России» (И. А. Ильин).
Таким образом, книги П. А. Сапронова, «обрушивающие» русскую философию, мы считаем беспрецедентными в арсенале критической литературы по русской философии за многие десятилетия. Отсюда и эмоции.
Значительное место в работе занимает проблема сущности, функций и типологии национальной идеи. Строго говоря, именно здесь сделана попытка, так сказать, раскрыть путь обоснования и конкретизации движения теоретического замысла национальной идеи. Что же она такое и почему, строго говоря, она занимает прочное место в цивилизационно-типологической философии истории?
В главе IV сосредоточен основной подход (методология) и его возможная конкретизация. Однако данный содержательный акцент рассматривается как занимающий, так сказать, промежуточное положение между предыдущими и последующими главами.
Дам методологическое обоснование этой связи.
С одной стороны, а) движение к сущности национальной идеи логично и методологично показано в воззрениях на философско-исторические предпосылки обращения к ней в европейской и русской философии истории, что было предпринято во II главе; б) не менее важно было предпослать столь значительному вопросу многоаспектное обоснование актуальности темы, дабы привлечь к ней не формальное, но реальное внимание; в) непосредственное отношение к сущности национальной идеи имело раскрытие системы детерминации национальной идеи – объективно и субъективно детерминанты непосредственно и конкретно обнажают механизм возникновения идей, их природу и дифференциацию; г) наконец, опосредованно на раскрытие типологии национальных идей, идущей от их сущности, оказывают несомненное воздействие все вышеназванные обстоятельства.
С другой стороны, основные вопросы второй части работы (V и VI главы) не решить, не экстраполировав на них относительные итоги проведенного в четырех главах анализа.
Сказанное не оставляет сомнений в необходимости включения в книгу центрального исследовательского звена о сущности, функциях и типологии национальной идеи.
Повторять дефиницию национальной идеи, говорить о ее функциях и типологии в заключении нет резона. Мы ограничимся некоторыми акцентами методологического характера.
Первый акцент: каково соотношение общественного сознания и национальной идеи? Как бы промежуточное звено – суть национального сознания; именно оно ближе всего к национальной идее; оно же – определенный срез общественного сознания. Феномен национальной идеи может выясняться в контексте и общественного сознания, и его органической части – национального сознания.
Исходя из опыта Великой Отечественной войны был сделан вывод о радикальном изменении в структуре общественного сознания России. По сути дела, впервые после 1917 года пробудилось подлинно национальное сознание. Родилась реальная национальная идея спасения России и ее народов. При этом на победу работали и идеи советской власти. Невольно возникает вопрос: были ли они истинно национальными? Для ответа – акцент второй: в чем же признаки истинного национального сознания? В ходе анализа сделан вывод о том, что национальное сознание способно развиваться
