Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [179]

Правда, пользовавшийся расположением Николая II член Святейшего Синода, протопресвитер русской армии и флота Г. И. Шавельский, по его словам, в марте 1916 г. разговаривал с императором о пагубном влиянии Распутина на моральный дух армии[953]; но к удалению «старца» этот разговор не привел. В итоге, священноначалие Русской Церкви оказалось заложником обстоятельств и времени: оно не имело возможности ни выступить против «старца», ни заявить о церковной позиции по «распутинскому вопросу». В ответ на обвинения в поддержке Распутина иерархи молчали.

Ситуация скандально разрешилась убийством «старца», совершенном во дворце князя Юсупова в ночь с 16 декабря 1916 г. В убийстве принимали участие также член Государственной Думы Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович, доктор Лазоверт и поручик Сухотин. То, как в обществе восприняли известие об убийстве Распутина, свидетельствовало, что процесс десакрализации самодержавной власти зашел слишком далеко – смерть царского «Друга» воспринималась чуть ли не как национальная победа. Даже в Ставке верховного главнокомандующего «и высшие, и низшие чины бросились поздравлять друг друга, целуясь как в день Пасхи»[954]. По словам Ф. И. Шаляпина, убийство Распутина укрепило мнение народа в наличии при дворе измены: ее заметили и за нее отомстили убийством. А раз так – все, что рассказывали о Распутине – правда![955]

Всевозможные слухи стали распространяться о том, где и как будет похоронен «старец». 19 декабря газета «Русская Воля» сообщила, что принято решение хоронить недалеко от столицы и привела легенду, рассказывавшуюся для оправдания этого слуха – «Убитый – прямой потомок легендарного Федора Кузьмича. Последний долго жил в Сибири – и вот…»[956] Получалось, что Распутин – родственник Николая П. Подобные легенды не могут удивлять: еще Илиодора – друга-врага «старца» – после его победы над правительством Столыпина народная молва выставляла «незаконным братом государя, от отца, чисто русской крови»[957]. Психология народного восприятия очевидна – авторитет указанных лиц «освящается» их личной (то есть родственной) близостью к источнику власти. Следовательно, слухи о порочности таких «родственников», равно как и сведения об их благочестии непосредственно затрагивали психологию восприятия «простым народом» самих носителей высшей власти. По существу, это был религиозный подход к власти, свидетельствовавший сколь опасно игнорировать настроения, распространенные в обществе.

Петроградские газеты, печатавшие во второй половине декабря 1916 г. заметки о Распутине, отмечали, что недоучет религиозного отношения общества к «Другу» сказывается и на авторитете верховного носителя власти, правившего «милостью Божией». Слухи о «старце» подрывали и авторитет Православной Российской Церкви. Газеты сообщали своим читателям, что среди некоторых кругов столичного духовенства обсуждался вопрос, можно ли служить по Распутину панихиды. «По этому поводу запрошен преосвященный Питирим, митрополит Петроградский, – сообщали „Речь“ и „Биржевые ведомости“. – Передают, что в покоях владыки 19-го декабря происходило совещание. Обсуждались, между прочим, вопросы о порядке и месте погребения. 19-го декабря в епархиальных кругах распространился слух, что после Нового года митрополит Питирим переезжает в Киев»[958].

Увязка со смертью Распутина возможного перемещения владыки в Киев (и, следовательно, возвращения оттуда митрополита Владимира) – сама по себе достаточно показательна. Этого, вплоть до Февральской революции, не произошло, однако надежда многих на такой исход – совершенно очевидна.

Распутин был похоронен 21 декабря в Царском Селе, рядом с Феодоровским собором. На похоронах присутствовала царская семья. По сообщению министра внутренних дел А. Д. Протопопова, именно Александра Федоровна и решила хоронить его в Царском Селе. И она, и император восприняли смерть «старца» внешне спокойно – Александра Федоровна только выразила надежду, что молитвы мученически погибшего Григория Ефимовича спасут их семью от опасности переживавшегося смутного времени. Николай II поинтересовался впечатлением, произведенным убийством на общество и настроением, которое в этой связи создалось[959]. Видимо, впечатлением от случившегося они не хотели делиться даже с человеком, которому всецело доверяли.

На грудь «старца» царица положила иконку, которой благословил ее архиепископ Арсений (Стадницкий) 11 декабря 1916 г., во время посещения новгородского Знаменского собора, где находилась чудотворная икона Знамения Божией Матери. В этой поездке, оказавшейся последним до революции путешествием Александры Федоровны, ее «инкогнито» сопровождал и сибирский странник[960].

Отпевал Распутина не столичный митрополит, а епископ Исидор (Колоколов; 1866–1918), человек скандальной известности[961], лишь благодаря непонятному заступничеству «старца» незадолго перед революцией обретший «высочайшее благоволение». В 1916 г. он был управляющим, на правах настоятеля, Тюменским Троицким монастырем. Показательно поведение этого епископа. Вскоре после похорон «старца», вечером 24 декабря, по поручению митрополита Питирима, он приехал к члену Святейшего Синода протопресвитеру придворного духовенства А. А. Дернову с просьбой заранее подписать синодальный журнал по еще не заслушанному в присутствии делу. Оно касалось помилования монаха, обвиненного в изнасиловании и тому подобных пороках.