Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [163]

«Такая дерзость не должна быть терпима, – писала Александра Федоровна. – Ты должен действовать метлой и выместь всю грязь, накопившуюся в Синоде. Весь этот шум из-за В[арнавы] только для того, чтобы трепать имя нашего Друга в Думе»[852].

На самом деле все обстояло несколько по иному. Историю объяснения членов Святейшего Синода с епископом Варнавой мы можем узнать из подробного письма архиепископа Сергия (Страгородского), написанного им 11 сентября 1915 г. Киевскому митрополиту Флавиану, отсутствовавшему тогда в Петрограде.

«7-го сент[ября] было знаменитое заседание, – писал владыка, – на котором е[пископ] Варнава явился с апломбом, но ушел несколько ошпаренный. По-видимому, он [приехал], чтобы установить, какие дальше будут торжества в Тобольске, и совсем не предполагал оказаться в положении подсудимого. Из объяснений видно, что ему удалось вырвать сверху телеграмму: „Величание пропеть можно, но не совершить прославление“. А он не только пропел, но и прекратил служение панихид, и на отпусте поминал (и теперь по всем церквам в Тобольске поминают) [имя митрополита Иоанна как святого. – С. Ф.]. Губернатор же на запрос обер-прокурора прямо ответил, что и молебны пели не Иоанну Златоустому, как нам тут говорил е[пископ] Варнава, а самому митр[ополиту] Иоанну, и тропарь пели „Правило веры“[853]… Так как телеграмма губернатора пришла уже после заседания, то решили пригласить е[пископа] Варнаву на 10 [сентября]. Но он не приехал, он и повесток из Синода велел не принимать. Отложили на сегодня и порешили уже без него: уволить на покой, а величание прекратить. Доклад будет очень подробный и даже резкий (его уже подписали). Так вот теперь возможны разные версии, в том числе и такая, чтобы вопрос снова обсудить, вызвав в Синод митрополитов и вообще зимних архиереев. Поэтому я и надеюсь видеться с Вами здесь очень скоро, во всяком случае раньше киевской эвакуации [в то время обсуждался вопрос о сдаче Киева немцам. – С. Ф.], если только она не совпадет с эвакуацией из Синода всего теперешнего состава»[854].

Увидеться с митрополитом Флавианом архиепископу Сергию не пришлось – вскоре Киевский архипастырь скончался. Однако еще не «эвакуированный», то есть не отправленный в отставку состав Святейшего Синода успел откровенно изложить перед государем свое мнение о деле епископа Варнавы. 23 октября 1915 г. синодалы представили в Царское Село мотивированный доклад о неправомерных действиях сибирского владыки.

Ознакомившись с докладом, Николай II указал иерархам, «что действия епископа Варнавы, имея значение местного прославления, примеры коего дает русская церковная история, не нарушают предначертанного Синодом порядка всероссийского церковного прославления приснопамятного святителя Иоанна Максимовича» (выделено мной. – С. Ф). «Твердо верю, – заявлял он иерархам, – что Синод в горячей ревности еп[ископа] Варнавы о скорейшем прославлении чтимого его паствою святителя почерпнет оправдание его действиям в настоящей страдной для Родины године и ради мира церковного покроет их прощением и любовью»[855]. Понятно, что такое пожелание невозможно было игнорировать.

Впрочем, исполнять его, по воле государя, должен был уже новый состав Святейшего Синода.

Николай II одобрил следующий план ликвидации дела епископа Варнавы: когда шум утихнет, командировать в Тобольск одного из членов Синода для обследования, предшествующего открытию святых мощей. И действительно, спустя некоторое время в Сибирь был командирован преосвященный Тихон (Беллавин), будущий патриарх Московский и всея России, иерарх, далекий от всяких политических интриг и групповых интересов, не водивший знакомства с Григорием Распутиным. А 9-10 июня 1916 г. уже митрополит Московский Макарий совершил торжественное прославление святителя Иоанна Максимовича. «Старца» Григория на прославлении не было. Вскоре после окончания торжеств, 5 октября 1916 г., Варнаву возвели в сан архиепископа, что свидетельствовало о благосклонности к нему в «сферах».

Победа Варнавы дорого стоила митрополиту Владимиру – под благовидным предлогом поставления на самую «почетную» по старшинству Киевскую кафедру его удалили из столицы. А на место владыки был назначен экзарх Грузии Питирим. Вплоть до Февральской революции 1917 г. он оставался архиереем столичной кафедры, имея огромное влияние на обер-прокуратуру. Можно сказать, ведомство православного исповедания больше зависело от митрополита Питирима, чем он от него. К тому же владыка пользовался исключительным расположением императрицы, доверял ему и Николай П.

Первая встреча царской четы с митрополитом Питиримом состоялась 7 декабря 1915 г.[856]. Вскоре, 12 января 1916 г. архиерею была дана новая аудиенция[857]. Митрополит приезжал в Ставку, встречался с государем во время посещений им Царского Села, регулярно беседовал с императрицей. Последний раз Николай II и Александра Федоровна посетили обедню, которую служил владыка Питирим, незадолго до революционной катастрофы – 6 января 1917 г.[858]. Однако симпатичный высочайшим особам иерарх не пользовался уважением в глазах большинства собратьев-архиереев, в русском обществе о нем, как правило, не говорили ничего хорошего.