Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [162]

Назначение удивило своей неожиданностью: кандидатом в Киев считался архиепископ Антоний (Храповицкий), в то время занимавший Харьковскую кафедру. Но ни он, ни кто-либо другой из известных иерархов не получил высокого назначения на старейшую русскую митрополию. Назначение в Петербург «совершенно бесцветной личности», как называл митрополита Питирима протопресвитер Шавельский, было осуществлено тогда, когда Святейший Синод еще не успокоился после скандала, вызванного самочинными действиями близкого к Распутину епископа Тобольского и Сибирского Варнавы (Накропина; 1859–1924).

В значительной степени история этого скандала повлияла на кадровые изменения, происшедшие после смерти митрополита Флавиана в среде православной иерархии, в том числе и на перемещение митрополита Владимира из Петрограда в Киев.

«Дело» епископа Варнавы началось с его попытки в кратчайшие сроки провести канонизацию глубоко почитавшегося православной Сибирью святителя Иоанна Максимовича. Владыка хотел приурочить ее к 200-летию со дня кончины святителя, которое отмечалось 10 июня 1915 г. С этой целью он обратился в Святейший Синод, куда также было направлено и ходатайство жителей Тобольска. 14 мая 1914 г. император поручил обер-прокурору В. К. Саблеру рассмотреть обращение в Святейшем Синоде. 22 ноября 1914 г. епископ Варнава донес его членам о вскрытии склепа митрополита Иоанна, а 8 декабря сами синодалы разрешили открыть лицо и части тела почившего. Казалось бы, все идет своим чередом, без видимых потрясений. Действительно, первоначально так и было: 23 января 1915 г. иерархи выслушали рапорт преосвященного Варнавы и рассмотрели предоставленный им акт осмотра останков святителя, определив продолжить запись чудес и их исследование.

Однако 3 апреля Святейший Синод получил новый рапорт епископа Варнавы, а 28 апреля владыка направил письмо Петроградскому архиерею, в котором повторил свое ходатайство о канонизации митрополита Иоанна. В ответ обер-прокурор написал Варнаве о необходимости отложить прославление до окончания войны. Но это епископа не остановило. В августе 1915 г., в обход Святейшего Синода, он послал телеграмму государю, испросив у него разрешения «немедля совершить не открытие, а пока хоть прославление, то есть пропеть величание святителю митрополиту Иоанну, о чем горько скорбит народ». За день до того, 26 августа, с такой же просьбой обратился к императору и Григорий Распутин. Последовало высочайшее согласие с указанием, что «пропеть величание можно, но не прославление».

В тот же вечер епископ Варнава пропел величание святителю (хотя тропарь пели, на всякий случай, св. Иоанну Златоусту – небесному покровителю Иоанна Тобольского). Настроение верующих было восторженное. Уже на следующий день, услышав о прославлении святителя, народ стал просить духовенство отслужить молебны перед его гробницей. Так как владыка уехал объезжать епархию и спросить было не у кого, то соборное духовенство не решалось отказывать в просьбах. Однако служили осторожно: старались не поминать «Иоанна Тобольского», ограничиваясь только именем (в случае расследования можно было сказать, что молебны служили св. Иоанну Златоусту). Уловку заметили: «В городе пошли недобрые разговоры, что попы обманывают народ, позорят праведника»[848]. Спустя несколько дней, 2 сентября 1915 г. о происшедшем шифрованной телеграммой в Петроград сообщил тобольский губернатор. Первое величание пропето, указывалось в телеграмме, но народ, так же как и большинство интеллигентной публики поняли его как прославление[849].

Двумя днями раньше, епископ Варнава был вызван в столицу. Опасаясь подвоха, владыка, совместно с Григорием Распутиным, сообщил об этом телеграммой государю. Опасения епископа оправдались, – он встретил суровый прием и в обер-прокуратуре, и в Святейшем Синоде. Особенно резко выступали против самочинных действий сибирского архиерея архиепископы Агафангел (Преображенский), Сергий (Страгородский) и епископ Никон (Рождественский). «Они хотят выгнать Варнаву и поставить Гермогена [Долганева, бывшего Саратовского епископа, пострадавшего в результате борьбы с Распутиным. – С. Ф.] на его место, – писала Николаю II о членах Святейшего Синода императрица Александра Федоровна, – видел ли ты когда-нибудь такую наглость? Они не смеют этого сделать без твоей санкции, так как он был наказан по твоему приказанию». В том же письме государыня предлагала вызвать архиепископа Питирима в Святейший Синод, «так как наш Друг [Распутин. – С. Ф.] боится, что Щикон (Рождественский)] будет его преследовать, если узнает, что Щитирим] почитает нашего Друга»[850].

На следующий день Александра Федоровна вновь написала супругу, предлагая отправить архиепископа Агафангела на покой, заменив его в Ярославле Сергием Финляндским. «Надо дать Синоду хороший урок и строгий реприманд за его поведение», – полагала императрица[851].

Вместо этого урок неподчинения высшему церковному начальству показал епископ Варнава. 9 сентября он просто уехал из Петрограда, заявив, что у него заболела мать. Члены Святейшего Синода поняли, что значит такая демонстрация и, разумеется, не могли не возмутиться. Даже обычно сдержанный митрополит Владимир назвал телеграмму царя о величании, оказавшуюся прекрасным поводом для несанкционированного Святейшим Синодом прославления, «глупой»!