Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [132]

.

Однако значительная часть депутатов Государственной Думы (около 200 человек), прочитав 9 июля 1906 г. около Таврического дворца указ о роспуске, решила провести совещание. Совещание состоялось в Выборге, входившем тогда в состав Великого княжества Финляндского. В гостинице Бельведер 9 и 10 июня были проведены собеседования и составлено воззвание, обращенное к гражданам всей России и озаглавленное «Народу от народных представителей». В нем заявлялось, что депутаты прежде всего желали издать закон о наделении землей крестьян, используя для этой цели казенные, удельные, кабинетские, монастырские и церковные земли, а также принудительно изъяв частновладельческие земли. Это, по мнению депутатов, и послужило причиной разгона Думы. Депутаты призвали народ стоять за права народного представительства: «Правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать налоги с народа, ни призывать народ на военную службу, – говорилось в воззвании. – А потому теперь, когда правительство распустило Государственную Думу, вы вправе не давать ему ни солдат, ни денег»[682]. По существу это был призыв бойкотировать государственную власть, призыв к неповиновению. Среди подписавших были и два православных священника – Клавдий Афанасьев и Николай Огнев, принадлежавшие к фракции кадетов. И тот и другой за это были лишены священного сана и на процессе 12–18 декабря 1907 г., рассматривавшем дело подписавших воззвание депутатов, считались уже бывшими священниками, получив наравне с остальными тюремный трехмесячный срок[683]. Эти священники активно выступали против смертной казни, являлись сторонниками передачи земли (в том числе и церковной) крестьянству, разделяли либеральные принципы партии кадетов. Разумеется, в тех условиях их действия не могли рассматриваться иначе, как направленные против государственного порядка и шедшие вразрез с интересами духовного ведомства: ведь материальная необеспеченность большинства сельских клириков в случае отчуждения (даже за выкуп) церковных земель могла только усугубиться.

Однако эти два священника, наказанные за свой радикализм, оказались не последними представителями духовного сословия в Думе, которые исповедывали либеральные и левые взгляды. Новая, Вторая Дума по своему составу оказалась такой же «левой», как и ее предшественница. Среди ее членов православных священников было в два раза больше, чем в предыдущей: если клирики в Первой Думе составляли группу из шести человек, то во Второй их было уже тринадцать. Из этого числа к правым относились только четыре депутата – отцы Дамиан Герштанский, Николай Пирский и епископы Евлогий (Георгиевский) и Платон (Рождественский). Большинство клириков принадлежали к левым и либеральным фракциям (отцы Александр Бриллиантов, Федор Владимирский, Александр Архипов, Антоний Гриневич, Константин Колокольников, Григорий Петров, Федор Тихвинский). Два священника (Михаил Гашкевич и Вячеслав Якубович) числились в правоцентристских фракциях – прогрессистов и октябристов. Таким образом, на этот раз в Думе оказалось больше левых священников, чем духовное ведомство могло предположить. Их настроения были такими же радикальными, как и у бывших (ко времени открытия Второй Думы) священников Клавдия Афанасьева и Николая Огнева. Политические взгляды клириков – членов Думы для Церкви были особенно важны в связи с предполагавшимся к рассмотрению русского парламента вопросом о свободе совести.

В этом деле многое зависело от того, как быстро будут согласованы правительственные предложения и предложения депутатов. Уже первое выступление председателя Совета министров П. А. Столыпина в Думе 6 марта 1907 г. стало демонстрацией, с одной стороны, серьезности правительственных намерений, с другой, – неизбежности подробных оговорок, касавшихся положения в империи Православной Церкви. Указав, что свобода слова, собраний, печати, союзов определены временными правилами, премьер напомнил депутатам, что свобода совести, неприкосновенность личности, жилища, тайна корреспонденции остались еще не нормированными законодательством.

«Вследствие сего, – говорил Столыпин, – в целях выполнения задачи проведения в жизнь начал веротерпимости, правительство вменило себе прежде всего в обязанность подвергнуть пересмотру все действующее отечественное законодательство и выяснить те изменения, которым оно должно подлежать в целях согласования с указами 17 апреля и 17 октября 1905 года»[684]. Но заявив о необходимости расширения и законодательного закрепления основ свободы совести, председатель Совета министров специально остановился и на особых отношениях с Православной Церковью, имеюшей с государством «многовековую связь». Именно эта связь, полагал Столыпин, обязывала правительство положить в основу всех законов о свободе совести начала христианского государства, «в котором Православная Церковь, как господствующая, пользуется данью особого уважения и особой со стороны государства охраной».

Поясняя эту мысль, премьер заявил о призвании власти оберегать полную свободу внутреннего управления и устройства Церкви. Следовательно, речь шла о праве Церкви самой определять, требует или нет изменений ее собственное управление. При этом, однако, указывалось, что «права и преимущества Православной Церкви не могут и не должны нарушать прав других исповеданий и вероучений»