Рукотворное море - [5]
Скупость мысли — вот это нехорошо. Недостаток — излишняя погруженность в разбор собственных недостатков, внутренняя, резко граничащая, оправдываемая бытовыми условиями, бесплодное, честолюбивое и наивное мечтательство — это психическая мистификация, — вместо внимания к общественным явлениям; миросозерцание вместо мировоззрения, конечно, лень и отсутствие юмора и затем — хороший слух, но плохое произношение.
Май 1932 г.
В сущности, способностью смотреть на себя со стороны мало кто обладает. Возможности самопознания, к сожалению, ограниченны, и далеко не каждый умеет видеть свои недостатки или свои достоинства; свой малый рост; разбираться, храбрый он или трус, умный или глупый. Большинство склонны не замечать свои нелестные стороны, например, или свою ограниченность, или то, что у тебя плохой характер. Да, не каждый в состоянии представить себе меру собственной смелости, благородства, ясно отдавая себе отчет, как часто ты бываешь величественным, а как часто — смешным. И сколько бы ни прошло времени, иной так и не сумеет произвести самоанализа, сколько-нибудь приближающегося к истине.
Зато, с другой стороны, каждый из нас способен судить о других. Но правильно разбираться не только в себе, но и в посторонних тоже не так мало. Если подумать, то способных к правильной оценке с большей или меньшей приближенностью, правильному суждению тоже найдешь не сразу.
Август 1932 г.
Мне сказал один знакомый: «Я читал как-то ваш очерк. Он показался мне слишком болтливым».
Ничего не мог сказать против этого.
Октябрь 1932 г.
Продуктивно работать можно тогда, когда хорошо высыпаешься и садишься работать со свежей головой. Нужно приучить себя спать при шуме. Моя чуткость вызывается психологическим переутомлением.
Ноябрь 1932 г.
Сегодня не написал ни строчки.
Надо писать пьесу. Пьеса эта будет — фарс.
А может быть, и не будет.
Люди оставляют после себя хотя бы письма. А я? Я, вероятно, оставлю только кучу несбывшихся надежд и сладких мечтаний. Крайне невесомое наследство.
Февраль 1933 г.
Заглянул в письма Флобера. Как тяжелы мы стали! Даже друг мой, человек, в сущности, романтической складки, все его парадоксы и вся его эрудиция во много грузней, чем эпистолярные забавы прошлого века. И это не потому, что мы материалистичней. Вот Флобер пишет о бабах, о карбункулах, о старости. Мы об этом тоже пишем. Но слог наш не тот. Меньшая подвижность, большая пустота. Пытаюсь придумать обоснование этому. А может быть, все это чепуха и не об этом нужно думать и писать?
Июнь 1933 г.
Вчера Атаров, Василевский и я заключили соглашение на регламентированную жизнь. 1. Вести дневник с планом дня. 2. Зарядка утром. 3. Работа шесть часов ежедневно. 4. Полчаса отводить на язык. 5. В месяц читать 750—1000 стр. (одна книга специальная), два раза быть в театре; четыре раза ездить на стадион. Месячная норма получается 744 часа, из них 300 часов — на сон. Умопомрачительно.
Декабрь 1934 г.
В редакции «Наших достижений» вдруг заговорил со мной Вигилянский. «Как, — спрашивает, — ваш рассказ?»[2] Рассказал ему про стенографистку, про одержимость ее в работе и про ее несчастную любовь к инженеру — понравилось. «О жизни пишите, а вот о смертях, — говорит, — не надо писать, потому что люди умирают по многу и молодые и нет этому оправдания». Я говорю — оправдание тут только историческое.
Без отрыва прочел Бека. Главы из истории Кузнецкого завода. Мне кажется, прочти эту книжку раньше, я стал бы инженером. Превосходно написано.
Январь 1935 г.
Вчера был на совещании очеркистов в РСП. В конце разгорелся спор с Вигилянским. Я говорил, что надо как можно больше и без прикрас писать о наших гостиницах с клопами и умывальниками, в которых переливают воду из корыта в бак. Он возражал.
Говорили и спорили много. Мне почему-то всегда лень записывать. Под конец прибежал В. Б. Шкловский, сказал, что Свифт считает, что если есть детей, так надо есть их, когда они жирные, так как тощие дети не удовлетворяют аппетит, а угрызения совести будут одни и те же, — я записал.
Потом Виктор Борисович читал рассказ о Кривоносе. Мне он не понравился. Желание создать парад иногда приводит к обратному — созданию похорон.
Рассказ построен на теории предела — так он медлителен и вял.
Птицы на проводах — как ноты — были нужны ему, потому что весь оркестр должен был по каким-то нотам играть.
Сегодня заходил в редакцию журнала «Наши достижения». Иван Катаев, услышав мою фамилию, произносил ее с уважением.
Читал гранки своего очерка «Все спокойно»[3] — очерк приличный.
Март 1936 г.
Вчера были перевыборы бюро групкома. Я говорил о специфике писат. профорганизации. Заявил, что основным должна быть творческая работа. В самом деле, если творческой работой занимается Союз со своими членами, то где могут преклонить головы молодые и прочие не члены Союза?
Мне кажется, что вообще групкомы должны были бы создаваться не при издательствах, а по творческим установкам.
Меня выбрали в бюро. Если смогу работать — попытаюсь разбить всех членов на творческие бригады. Пусть их будет 10—15. По жанрам, но главнее — по симпатиям, чтобы была творческая среда. Нужно будет добиться, чтобы по определенным числам, вечером, была комната клубного рода, где бы всегда можно было найти людей для обмена опытом и советом. Это, конечно, утопия, но приятная вещь.
В книгу «Фарт» Александра Григорьевича Письменного (1909—1971) включены роман и три повести. Творчество этого писателя выделяется пристальным вниманием к человеку. Будь то металлург из романа «В маленьком городе», конструктор Чупров из остросюжетной повести «Поход к Босфору», солдаты и командиры из повести «Край земли» или мастер канатной дороги и гидролог из повести «Две тысячи метров над уровнем моря» — все они дороги писателю, а значит, и интересны читателям.
В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.