Рукотворное море

Многие начинают свое жизнеописание со слов о том, с какого возраста они себя помнят. В моих представлениях о себе случилось нечто другое: тот давний человек, которого я знал маленьким ребенком, и мальчиком, и школьником, и молодым человеком, начинающим думать о людях и о себе, и зрелым человеком, бьющимся в стремлении научиться отличать черное от белого, — этот давний человек — я и не я в одно и то же время. Да. Когда я вспоминаю о прошлом, о своем детстве, о ранней молодости, о юности или пытаюсь об этом вспомнить, то чувство возникает такое, точно я вспоминаю не о себе, а о каком-то другом человеке, которого я, пожалуй, уж и не так хорошо знаю. И я не могу определить, где, когда и почему наступил в моем сознании этот странный разрыв.

Знаю, что я родился в г. Артемовске Донецкой области (бывший Бахмут Екатеринославской губернии) 4 сентября (новый стиль) в 1909 году. И помню, что тот мальчик, каким я тогда был, отличался повышенной любознательностью, о чем свидетельствует хотя бы следующий факт: своевременно узнав поразительную новость, что Земля вертится, тот мальчик каждый день проверял, насколько передвинулась большущая каменюка, с незапамятных времен лежащая вблизи дома на Алексеевской улице. Очень может быть, именно то обстоятельство, что каменюка так и не сдвинулась с места за все время наблюдения, постепенно развило в сознании мальчика склонность к скептицизму и недоверчивости.

…А сколько душевных сил мальчишкой я затрачивал на разгадывание бесконечности! Мой практический ум не мирился с понятием бесконечности. Вот передо мной Вселенная, думал я. Хорошо, звезды Млечного Пути, видимые глазом и находящиеся в пределах Галактики. А что за ними? А за тем другим, что за ними? И так дальше. Что значит: нет конца? Я пытался и не мог вообразить, что значит бесконечность. Кажется, я и сейчас этого не могу вообразить. Или иногда совсем по Толстому, помните, как у него не то в «Отрочестве», не то в «Юности»:

Говорят, что способности человеческого разума ограниченны. Он не в состоянии постичь абсолютной истины.

Спорить об этом я не могу, но надо верить в то, что разум неограничен и что абсолютная истина достижима. А жить не веря — человеку неудобно. К чему тогда жить? А в бога мы верить разучились.

…Я знаю, что по прошествии времени тот мальчик с родителями переехал в Харьков, — случилось это не то в семнадцатом, не то в восемнадцатом году. Отец его был служащий, мать — актрисой, она работала в театре у Синельникова, вела драматические кружки в школах и детских домах.

В 1922 году мальчик вместе с родителями перекочевал в Москву, куда представителем треста «Стеклосода» был переведен его отец-инженер.

В жизни каждого человека бывают дни или минуты, которые запоминаются с какой-то особенной, прожигающей силой.

Одному навсегда врезалось в память, как он в детстве высадил из рогатки свое первое стекло, пренеприятная бурная реакция пострадавших; другой очень ярко запомнил пору своей первой влюбленности, свидания на трамвайной остановке, темную духоту третьеэкранного кинематографа, поцелуй на бульварной скамье; у третьего все предыдущие и последующие впечатления жизни подавлены фронтовыми ощущениями и атакой на укрепленный рубеж противника или днями, проведенными в госпитале после ранения; четвертый хранит в памяти красивые воспоминания о поездке в Среднюю Азию и каком-то тихом вечере с удочкой на берегу реки, когда не было поймано ни одной рыбешки…

А этот мальчик помнит, как он тонул в одном из Оленьих прудов в Сокольниках, но научился при этом плавать. У него были разочарования, которые сейчас могут показаться смешными, вроде того, например, когда на глазах у него в Сокольниках среди бела дня какой-то бандюга увел первый велосипед. Этот мальчик был драчлив и обладал повышенным требованием к справедливости, из-за чего ходил иногда с подбитым глазом и претерпевал другие неприятности, например угрозу исключения из школы, так как вступался за товарищей. Бывали, как водится, измены любимой женщины, вернее, девчонки. Да, конечно, маленькие детские катастрофы. Вероятно, такие случаются у каждого, и многое зависит от впечатлительности детской натуры. Короче говоря, я был тем мальчиком. И вместе с тем тот «я» был в чем-то совсем другим человеком, чем я теперь.

В моей жизни были и другие разочарования, когда я близко соприкоснулся с тем, что близкие люди умерли; случилось, когда я был еще совсем ребенком, мне было девять-десять, во время гражданской войны от брюшняка умер в Харькове мой товарищ.

Я помню, как бы глядя со стороны, как мы круглые сутки дежурили в школе у Красного знамени, когда умер Ленин… Потом помню смерть Маяковского.

А дальше пошло что? Окончание школы со специализированным чертежно-конструкторским уклоном. Работа на Дегунинском химическом заводе помощником слесаря.

Экзамен для поступления на литфак в Первый МГУ, куда я не попал. На следующий год, работая техником-конструктором в Химугле, я держал экзамены в Менделеевский институт и провалился на устной математике. Тогда через год я поехал на Урал и поступил в Уральский химико-технологический институт. А оттуда, не докончив его, на литфак, добившись, таким образом, первоначального своего замысла кружным путем.