Розы от Сталина - [15]

<…>

20

Вновь настала осень. В саду на даче в Зубалове, где Светлана провела большую часть детства, клены, дубы и буки засияли красным, желтым и оранжевым под косыми лучами холодного осеннего солнца. Браджеш гулял под деревьями, с удовольствием слушая шорох листвы под ногами. Сегодня в гости приехал Тикки Кауль, привез разноцветные приправы и теперь без разбору сыпал их в кастрюлю с цыпленком и овощами.

— Наверное, даже в Москве запах чувствуется, — улыбнулась Берта, главная модница среди Светланиных подруг: на ней были потертые джинсы.

Глядя на друзей вокруг, Светлана мысленно перенеслась во времена детства, когда еще была жива мама, которая устраивала тут обеды для своей большой семьи и для братьев и сестер первой жены Сталина, Екатерины Сванидзе.

Особенно маленькая Светлана любила дядю Александра и тетю Марию, потому что после маминой смерти они больше всех возились с нею… Дядя с тетей никогда не расставались, и Светлана решила, что когда вырастет и выйдет замуж, то все в ее семье будет, как у них. А потом… в 1937-м, когда ей было одиннадцать, на волне массовых репрессий арестовали и дядю с тетей. Светлана узнала об этом от своей воспитательницы и пробовала заступаться за них, но отец только кричал или хлопал дверью. Сына дяди и тети отправили в детдом, не позволив Светлане забрать его к ним, в Кремль. Это стало для нее потрясением, а ведь тогда она еще даже не знала, как обстояло дело с маминой смертью. Потом ей стало известно, что дядю несправедливо обвинили, пытали, выбивая признание в том, чего он не совершал, приговорили к десяти годам лагерей в Ухте за Полярным кругом. Тетя тоже получила десять лет, но ее отправили на другой конец Советского Союза, в Казахстан. В сорок втором шестидесятилетнего дядю Александра расстреляли. Когда тете Марии прочитали дядин приговор и сообщили, что он был приведен в исполнение, с ней случился удар, и вскоре она умерла.

Светлану трясло, она собрала всю свою волю, чтобы вернуться в сегодняшний день, к гостям.

— Вот это я называю — «гастрономический Калашников»! — вдохнула аромат из кастрюли Марина, маленькая хрупкая женщина с прямыми с проседью волосами до плеч.

— К столу! Lunch is ready! — созывала всех Светлана.

— А где вы оставили жену, господин Кауль? — спросила Берта, когда все уселись за стол.

— Моя жена — традиционная индуистка, она из дома-то ни ногой, не то что из Индии, — медленно проговорил Кауль.

Когда гости покончили с едой, Светлана налила всем еще вина.

— Какое самое большое зло на свете? — словно бы невзначай спросил Кауль, счищая салфеткой пятно красного соуса с белой рубашки.

— По-вашему, наверное, традиционный индуизм? — Берта положила себе еще порцию малай-кофта с рисом.

— Гёте сказал, что невежество, — медленно проговорил Браджеш, смакуя вино.

— Я согласна с Гёте. Невежество, необразованность, отсутствие интереса к другим людям — вот величайшее зло, — поддержала мужа Светлана.

— А почему именно невежество и необразованность? — тихо спросила Марина. — Почему не злоба, коварство, зависть, эгоизм, жадность, жестокость?

— Невежество, необразованность и отсутствие интереса к людям — корень всех зол, Марина.

— Но среди нацистов было много образованных людей. — Кауль вопросительно поглядел на Светлану.

— Отсутствие интереса — самое главное зло. Нацистов, даже образованных, их жертвы не интересовали. Хотя они и знали Шопенгауэра, но были невежественны в ином. Как и… — Светлана не договорила.

Некоторое время все молчали.

— Может, имей мы в жизни общего врага, мы помогали бы друг другу и мир бы тогда выглядел иначе, — сказал Кауль своей погасшей трубке.

Берта и Марина вышли из дома собирать букеты из листьев. Светлана смотрела на них из окна, потом встала и тоже вышла во двор.

— Глядя на вас, я вспоминаю маму. Мы ходили с ней за грибами с плетеными корзинками. Она учила меня отличать белые грибы и подберезовики от поганок, а грузди от мухоморов. И мы тоже собирали кленовые листья, как вы сейчас! — крикнула она подругам и направилась к лесу.

Берта посмотрела на Марину и тихо сказала:

— Она до сих пор не приспособилась к реальному миру, живет в какой-то сказке, все приукрашивает.

— Да, превращает воду в вино. Это защитная реакция, Берта.

— Ни за что не хотела бы я быть дочерью Сталина!

Марина еще больше понизила голос:

— Может, Светлана и не отдает себе в этом отчета, но ей кажется, что своим самоубийством мама ее предала. С тех пор вся ее жизнь — это бесконечный поиск верности, нежности, любви и семейного очага и одновременно — цепь предательств, обманов и уходов.

Светлана между тем шла все дальше в лес, по маминым следам.

21

Было тридцатое октября. Они стояли в гостиной и смотрели из окна на Москву-реку и на голый серый пейзаж за ней, ожидающий снега, который должен был вот-вот повалить из тяжелых серых туч.

— Как тогда, три года назад в больнице, в день, когда мы познакомились и задумали бродить по коридорам и смотреть в окна, — вздохнула Светлана.

— Я помню. И мне надо сказать тебе кое-что, Швета. Сегодня я умру. Мне осталось меньше суток… — тихий голос Браджеша звучал спокойно и буднично.

— Выглядишь ты обычно, вид у тебя не слишком усталый, сильных приступов кашля сегодня не было, хотя уже почти вечер. Болтунишка ты! — Светлана улыбнулась и погладила его по руке.