Розы от Сталина - [17]

Потом она сообщила о своем решении Иосифу, Елене и Кате:

— Браджеш — индиец, последние месяцы он не говорил ни о чем, кроме как о своей культуре и родном городе. Теперь он вернется в Индию. Я высыплю его пепел в Ганг.

II. Дели, Калаканкар (1966–1977)

1

Она сидела на террасе над Гангом. Все уже ушли спать: брат Браджеша Суреш, его жена Пракашвати, их сын и остальная родня. Светлане надо было побыть одной, чтобы опомниться от суматохи и нервотрепки, связанной с получением индийской визы, с самолетом до Дели, который из-за московской метели никак не взлетал… и чтобы перестать, наконец, думать о всяческих бюрократических проволочках и затруднениях, чинимых ей в столице Индии. Она едва могла поверить, что и вправду находится на берегу мифического Ганга.

Светлана смотрела на темную спокойную реку, широкую, как огромное озеро, в которой отражались сотни крупных звезд; отовсюду раздавался стрекот сверчков. Как когда-то давно в Сочи, с Браджешем, на берегу Черного моря… А давно ли? Три года и один месяц назад. Нет, времени прошло совсем немного.

Она вспомнила, как в последний вечер Браджеш положил ей руку на голову, читая вслух «Упанишады», и как они смеялись, представляя, что Светлана — это двенадцать апостолов, слушающие Христа. Они наблюдали за первыми снежинками, летящими в свете уличного фонаря. Да, это был прекраснейший вечер ее жизни — теперь, три недели спустя, она уже в этом не сомневалась.

Индийское посольство в Москве обо всем позаботилось, достойно организовав кремацию; Светлану на церемонию сопровождал сын Иосиф, Катя с Еленой идти не захотели. Посол Кауль в тот же день передал ей урну с прахом. Значит, вот что остается от человека… немая беззащитная горстка пепла, помещающаяся в небольшой сосуд…

Светлана боялась, что ее и в этот раз не отпустят в Индию. Косыгин вновь вызвал ее к себе и для начала старательно попытался отговорить от задуманного. Он в красках описывал, как в Индии от вдовы ждут, что она совершит сати, то есть бросится в погребальный костер, на котором сжигают тело мужа, и потому в родной деревне Браджеша ее наверняка сожгут заживо. Светлана, знавшая, что обычай этот сохранился лишь в некоторых глухих индийских селениях, резко возражала. И руководящая тройка все же отпустила ее в Индию. Когда она, символ советской власти, предпочла иностранца с европейским образом мыслей русскому с советскими взглядами, ей объявили войну. А когда Браджеш умер, они обрадовались и милостиво позволили ей уехать.

2

Светлана слушала шум Ганга и думала о прахе Браджеша, который высыпали в воды реки, и о непростом путешествии в родной город мужа Калаканкар. Урну с пеплом она все часы полета до Дели держала на коленях. Теперь Светлана улыбалась, вспоминая, как шептала этому черному сосуду: «Ну вот, Браджеш, кое-что нам все же удалось: ты летишь домой, и летишь со мной, как и хотел». В аэропорту Дели их ждала дочь Кауля Прити и Нилима, которую все звали Наггу, жена Динеша Сингха, племянника Браджеша, который был министром иностранных дел штата Уттар-Прадеш. Еще в Москве было решено, что Светлана поселится в Дели у Динеша и Наггу, потому что именно от них она получила официальное приглашение в Индию; затем они все вместе поедут в родной город Сингха, чтобы передать урну с прахом остальным членам семьи и принять участие в церемонии индийских похорон. Но не успела Светлана поздороваться с обеими женщинами, как за нее взялись сотрудники советского посольства. Ее усадили в машину, отвезли в резиденцию посла и почти насильно поселили там. Потом состоялась беседа с советским послом в Индии: Александр Бенедиктов не хотел от-пускать ее к реке Ганг. Светлана еле справлялась со своими легендарными приступами гнева. И эта сдержанность была вознаграждена: после нескончаемых напряженных и неприятных разговоров посол с неохотой, но все-таки позволил ей поехать.

В тот день она отправилась изучать незнакомый город. Прошла вдоль широкого проспекта, свернула налево, в узкий переулок… В конце его кучка людей наблюдала за флейтистом: к флейте волнообразными движениями поднималась кобра. Картинка с туристической открытки из Индии, подумала Светлана и поспешила прочь.

На другой стороне улицы возвышался большой белый дом, почти дворец, с широкой лестницей. На воротах висела табличка: THE EMBASSY OF THE UNITED STATES OF AMERICA[3]. Перед дворцом стояла высокая украшенная рождественская елка. Светлана ощутила неясную, какую-то детскую тоску: ну да, сейчас же Рождество! А у нас о нем даже не знают. Рождество… соберутся нарядно одетые люди, будут смеяться, говорить тосты… Светлане вдруг страстно захотелось отметить Рождество.

Потом она вернулась туда, где ее поселили. Возвращалась тем же путем, чтобы не заблудиться, и не понимала, почему первая ее прогулка по индийской земле закончилась возле американского посольства.

Дома у Динеша, где собрались на чаепитие самые разные гости, Светлана наблюдала, как относятся раджи к тем, кто, в отличие от них, не принадлежит к высшей индуистской касте брахманов: элегантно, с некоторым даже изяществом они попросту игнорировали этих людей, смотрели сквозь них, словно те были прозрачными. К ней раджи относились хоть и без особого почтения, но все же с вниманием: потому, наверное, что она как иностранка была вне кастовой системы.