Розы от Сталина - [14]

— Швета, от этих таблеток меня мутит и накатывает тревога, они слишком сильные для меня. Я от них слабею. Мне нужен другой доктор, который бы прописал то, что я принимал три года назад.

Светлана зашла к врачу спросить, нельзя ли выписать пациенту более щадящее средство, но он был непреклонен, а ее приход расценил как признак недоверия. От безнадежности Светлана написала письмо Брежневу, прося разрешения уехать с тяжелобольным Сингхом в Индию. Она объясняла, что речь идет о короткой поездке, поскольку жить Сингху осталось недолго…

18

Вместо ответа она получила вызов в Кремль, но не к Брежневу, а к Суслову, третьему из правящей тройки, одному из самых консервативных коммунистов, бесцветному человеку, которого она несколько раз видела еще при жизни отца.

Суслов, худой и бледный, с лицом фанатика, начал, как Косыгин, с гримасой вместо улыбки:

— Как дела, Светлана Иосифовна? Как ваше материальное положение? Почему не ходите на работу?

Светлана отметила его волжский выговор, показавшийся ей не просто провинциальным, но и смешным.

— Все в порядке. А для института литературы и издательства я работаю дома.

— Настоятельно рекомендую вам не отрываться от людей и не замыкаться в узком дружеском кругу. Не надо вам жить на обочине общества. Будьте в контакте с жизнью, смотрите вокруг. Обращайте внимание на то, сколько прекрасного способен создать русский народ. Взгляните хотя бы на Волгоград: размах строительства и урожай в этом году такие, каких до сих пор не бывало.

Пытаясь подавить раздражение, она, опасаясь выдать себя, решила сократить разговор и сразу перейти к делу.

— Вы читали мое письмо? Могу я надеяться, что моя просьба будет выполнена?

Он посмотрел на нее с отвращением, которое не могли скрыть даже толстые линзы очков:

— Ваш отец решительно выступал против браков с иностранцами. Даже закон у нас такой был!

Светлана изо всех сил пыталась побороть гнев.

— Отец ошибался. А теперь браки с иностранцами разрешены всем, кроме меня.

Услышать такое Суслов не ожидал. Чтобы не взорваться, он так сильно сдавил карандаш, что тот сломался. Потом произнес медленно и внятно:

— Если мы отпустим вас в Индию, партия и народ нам этого не простят. Вы — наш символ, и за границу мы вас не пустим. Мы все читали ваше письмо. Вот оно у меня, видите? Мы его обсудили. Что до Сингха, пусть едет, куда ему вздумается, никто его в Советском Союзе не держит.

— Это больной человек. Он может скоро умереть. Его смерть будет на нашей совести. Я не могу допустить, чтобы он умер в Москве по нашей вине. Это будет позором для всех нас, огромным несчастьем.

— Какое еще несчастье? Какой позор? Он лежит в больнице за наш счет, этого вполне достаточно. Никто не упрекнет нас в том, что мы о нем не позаботились. А если ему суждено умереть, то так тому и быть, пускай умирает, это меня не касается.

— Вас не касается то, что из-за вас человек умрет вдали от родины?

— Я его здесь не держу. Пусть себе возвращается в Индию, а вас оставит в покое. Хотите уехать из нашего образцового государства в такую отсталую и бедную страну, как Индия, да еще и со старым больным иностранцем? И это после того, как победоносная советская власть отметила свое сорокапятилетие, после нашей победы над фашизмом и нацизмом, после того, как треть человечества встала под наши знамена? Нет. Вы должны послужить примером и начать новую жизнь с молодым и спортивным русским!

— Вы извращаете сам принцип свободы, моей свободы.

— Да, конечно, если рассматривать принцип свободы в буржуазном смысле. Но у нас другое понимание свободы. Мы понимаем свободу не как капиталисты, не как право делать все, что захочется, не думая об интересах общества. Такая свобода нужна только империалистам.

— Вы не можете выполнить последнее желание человека?

— Его — да, ваше — нет.

— Почему?

— В Индии вас ждала бы провокация.

— Что еще за провокация?

— Вы не хуже меня знаете, какая сейчас напряженная международная обстановка, какая идет борьба между двумя политическими системами. Там вас начнут провоцировать журналисты, я это точно знаю. Вскоре после войны я побывал в Лондоне и сам прошел через это. Прямо у самолета нас ждали люди с плакатами, и они кричали: «Верните нам наших жен!» Наш человек должен делать только то, что полезно и нужно обществу. А то, что дочь великого вождя Сталина отправится путешествовать по Индии с бунтующим интеллектуалом, явно не пойдет на пользу советской власти.

— Я взрослая и умею, если надо, отвечать на вопросы.

— Повторяю: вас там ожидает политическая провокация, и мы обязаны уберечь вас от нее. К тому же мы здесь для того, чтобы контролировать работу государства и защищать наш народ. Зачем нам отпускать вас? Ваш отъезд из Советского Союза нанес бы стране политический ущерб.

Светлана поняла, что продолжать разговор бесполезно. Она попрощалась и ушла.

Спала Светлана плохо, потому что знала, как разочарован будет Браджеш, когда утром она все ему расскажет.

Но на следующий день ее друг лишь улыбнулся и махнул рукой.

— Знаешь что, Швета? Поехали домой. Довольно с меня этих белых стен и белых халатов, часов посещений и разрешений. Я хочу все время быть с тобой. Лучше прожить на пару дней меньше, но зато с удовольствием. И рядом с тобой! Я и переводом-то тут занимаюсь только ради того, чтобы этот прохиндей Павлов со своей шайкой не прогнал меня: ведь тогда я тебя потеряю. Жизнь здесь не имеет смысла, а еда — вкуса. Я изучил, пока лежал, поваренные книги — других на английском тут не нашлось — и намерен нынче приготовить тебе на обед вкуснейший в мире омлет с сыром. Поехали!