Рождённый в Третьем рейхе - [28]

Врачи «Скорой помощи», увозившие его, ничего не обещали жене. Тем более не обещали лечащие врачи в больнице. Обширная политравма: разрывы внутренних органов, внутренние кровоизлияния, переломы костей, ожоги…

– Посмотрим, каковы его внутренние резервы, – сказал врач реанимации, – если организм будет бороться за жизнь, надежда есть.

Ожог дыхательных путей не давал ему возможности свободно дышать. Петра Пантелеевича подключили к разным трубочкам и системам. В реанимацию никого не пускали. Жена и сыновья ждали развязки в коридоре. Нина Захаровна молилась: «Господи, оставь мне его…»

Мощный организм выстоял, не поддался болезни. После долгих дней беспамятства Пётр Пантелеевич очнулся. С того дня он пошёл на поправку. У врачей не оставалось сомнений в том, что они вырвали его из лап смерти, но каковы будут последствия травмы, как это скажется на его здоровье, сказать не мог никто.

Следователи взяли его показания о том злосчастном вечере. Семешко всё рассказал, как было, назвал фамилию Поликарпенко. Тот на следующий день прибежал к нему в палату.

– Да как ты смеешь на меня поклёп возводить? – громко кричал он, чтоб его слышали все больные, медперсонал и посетители. – Да я бандитов брал, я простреленный весь! Да я на тебя в суд подам за клевету! Попробуй доказать свои измышления – не докажешь!

Потом он наклонился к Семешко и уже только для него тихо произнёс:

– Урою, гада! Запомни: не жить тебе, если лишнее варнякать будешь.

Вскоре Поликарпенко пошёл на повышение, побыл недолго в областном управлении внутренних дел, а затем его перевели в Киев. Он стал недосягаем. Пётр Пантелеевич так и не смог добиться наказания виновных. Дело закрыли, осталось только пепелище вместо их загородного дома.

Выйдя из больницы, Семешко долго ходил с палочкой. Часто болела голова. Он уже не мог поехать за город на свежий воздух. Сидел в городской квартире, в бетонной клетке. Было много свободного времени. Что-то делать по дому он почти не мог – быстро уставал. Читать тоже было трудно – болела голова. Врачи советовали первое время беречь себя, не перенапрягаться, а потом организм окрепнет и всё вернётся в свою колею.

Петру Пантелеевичу оставалось только целыми днями думать, размышлять, вспоминать. Он всё думал о своих немецких корнях, о том, что надо бы попробовать поискать кого-нибудь. Но кого искать, если он сам не знает, кого он может искать? Если не знает ни имени собственного, ни фамилии?

Наступил ХХI век. О нём так много говорили, так давно его ждали. Украина, которая вместе с независимостью рухнула в пучину невиданной для себя разрухи и нищеты, судорожно пыталась выкарабкаться, но все её попытки были безуспешными.

Пётра Пантелеевича радовало только одно: он забывал о травме. Головные боли почти оставили его, он подолгу ходил пешком. Долгие пешеходные прогулки доставляли ему удовольствие, сердце работало безупречно, ноги, как в молодости, готовы были шагать и шагать. Во время ежедневных прогулок голова его была свободна, он думал о своей жизни, пытался хоть что-то вспомнить. Он тщетно давал команду своему подсознанию: оно крепко держало свои тайны.

Однажды после двухчасовой прогулки он зашёл в магазин купить кефиру, а затем направился домой. Переходя дорогу от магазина к дому по пешеходной «зебре», он вдруг застыл посреди дороги. Его словно ледяным душем окатило: Август! Он вспомнил своё имя! Он – Август!

Он даже не обратил внимания на несущиеся на него автомобили, на крики прохожих, на скрежет тормозов и визг резины по асфальту. Очнувшись, он пошёл дальше, ему что-то кричали в спину, а он, ничего не слыша, шёл, и душа его пела: Август!

Дома он сразу же поделился новостью с женой. До вечера он ходил по квартире, не находя себе места. Ну вот узнал он, что он – Август, и что дальше? Надо как-то применить это, куда-то обратиться, сообщить, послать запрос. Но ведь он всего лишь вспомнил имя – и больше ничего. Что это даст? Да ничего. Фактически это никак его не приблизило к разгадке своего происхождения. Как не знал ничего о себе, так и дальше не знает. Но ведь он вспомнил имя! Это толчок, это знак, его надо использовать. Но как?

Нина Захаровна, глядя на мужа, который метался из угла в угол, боялась что-либо сказать ему. Она не знала, что надо говорить в таких случаях. И надо ли что-то вообще говорить – жизнь прожита, чего ещё искать, кого ждать?

Чтобы отвлечь супруга, она включила телевизор. Там шла программа «Ищу тебя». Нина Захаровна хотела дальше пультом пощёлкать, выяснить, что идёт по другим каналам, но Пётр Пантелеевич остановил её. Он послушал ведущих и гостей студии, а когда началась реклама, он сказал:

– Ниночка, вот туда я и напишу! Не зря я сегодня вспомнил, что я – Август…

* * *

Всё семейство собралось на 80-летний юбилей Курта Линде. Теперь он был старейшиной в этой семье. К нему пришли несколько поколений членов семьи Линде. Курт с радостью взирал на большой семейный стол, собравший всех чад и домочадцев.

Появилось совсем юное поколение, пешком под этот самый стол топающее. Давно так не собиралась вместе большая семья Линде. У Курта даже подрагивали губы от мысли, что все дети, племянники, внуки и внучатые племянники отложили в сторону дела и заботы и приехали сюда, в его дом, чтобы поздравить его с днём рождения. И не просто пришли, а принесли подарки, цветы и сказали ему много хороших слов. Курт рассказал молодым о своей жизни и о самой её тяжёлой части – войне и сибирском плену. Ведь больше им неоткуда об этом узнать – нынче молодёжь стала равнодушной и этим никто не интересуется. Слово за слово – и разговор перешёл на Августа. Только Курт, Генрих и Марта помнили маленького кудрявого мальчика, которого всей семьёй проводили с перрона железнодорожного вокзала летом 1942 года. Все остальные члены семьи знали Августа только понаслышке, он был для них всего лишь семейной легендой. Поэтому сейчас говорили только они – Марта, Курт и Генрих. Все остальные притихли, слушая старших представителей семьи.