Рождённый в Третьем рейхе - [26]

Пётр Пантелеевич стал искать тех сотрудников училища, которые могли бы пролить свет на тайну. К сожалению, оказалось, что генерал-майора Шапошникова, бывшего в то время начальником училища, давно нет в живых. Сказались военные ранения…

Не застал Семешко и военного врача Германа Ивановича Буркова. Уж он-то как раз мог знать больше других. Но, увы!..

Почти не надеясь, Пётр Пантелеевич дал запрос в адресный стол на Синельникова. И вот в его руках прямоугольный листочек с адресом Игоря Ильича Синельникова. С замиранием сердца Семешко подошёл к старой «хрущёвке». Нашёл подъезд, этаж, квартиру. Нажал на кнопку звонка. Дверь открыл старик, в котором он с трудом узнал бывшего особиста.

– Вам кого? – спросил старик, глядя на него бесцветными глазами.

– Игорь Ильич, вы меня не узнаёте? Я бывший ваш курсант Пётр Семешко.

Старик долго смотрел на него, потом сделал гостю жест рукой, чтобы тот проходил в квартиру.

Войдя, Пётр Пантелеевич осмотрелся. Жильё Синельникова было по-стариковски аскетично. Мало мебели, мало вещей, очень чисто. На спинке стула висел его военный китель с наградами.

– Живу один, вдовец, – объяснил хозяин. – Жду своей очереди. Плохо одному. Хочу к жене, да вот не берут пока туда… Ты чего пришёл-то?

– Игорь Ильич! У меня к вам вопросик один есть. Много лет прошло, сейчас, наверное, уже можно, не кривя душой, сказать правду. И вы и я уже ушли из того училища, бояться нечего. Скажите мне честно: за что меня тогда отчислили из училища?

– Ты же знаешь – по медицинским показаниям.

– Игорь Ильич! Мы оба с вами знаем, что это не так, – Семешко хитро сощурился: – Или вы хотите сказать, что вам об этом ничего не известно?

Синельников засмеялся и, грозя пальцем, ответил:

– А ты, Петя, шутник. Хочешь сказать, что я мог чего-то не знать в своём училище? Нет, дорогой, я должен был знать всё о каждом из вас. И потому я знаю о том, почему тебя отчислили из училища.

Сделав многозначительную паузу, он игриво продолжил:

– Так ты, говоришь, хочешь знать, за что тебя исключили из лётного училища? Неужели сам не догадываешься?

– Если б догадывался, то не пришёл бы к вам.

– Да, Петя, история тогда с тобой интересная приключилась. Нашли мы твоего двойника. Фамилия, имя, отчество, дата рождения – всё совпадает. Даже родители у вас общие. Только вот твой двойник скончался в нежном возрасте. И такое было подозрение, что ты – вовсе не ты, а другой человек, который взял имя умершего ребёнка.

– Откуда вы всё это узнали?

– Да был я там, Петя, был! Был на твоей могиле! Сельсовет предоставил мне справку, что Семешко Пётр Пантелеевич, рождённый 12 февраля 1938 года в Ивановке и умерший там же 28 августа 1942 года, похоронен на Ивановском сельском кладбище. При этом назывались его родители – те же, которые указаны в твоём личном деле. Отсюда следует, что либо ты мёртв и лежишь на сельском погосте, либо… либо ты не Пётр Семешко.

– А почему вы мне тогда всё это не рассказали?

– Да потому, Петя, что не было у нас зацепки, чтоб назвать тебя самозванцем. Документы у тебя в порядке были, сам ты был безупречен во всех отношениях, но, тем не менее, могилу твою я видел и должен был как-то реагировать. Давай-ка лучше чайку попьём.

– Нет, спасибо, я не хочу, – отказался Семешко, но хозяин всё же налил в чайник воды из-под крана и поставил его на плиту греться.

– Ты, Петя, не переживай, что так вышло. Из твоих однокашников уж больше половины в живых нет. Кто на испытаниях новых самолётов разбился, кто в Афганистане… Ты-то как? Чем занимаешься? Как твоя жизнь сложилась?

– Я – инженер-железнодорожник. У меня всё хорошо. Всё замечательно. Не могу сказать, что обижен на судьбу. Всё у меня хорошо сложилось. Грамоты почётные имею, свидетельства об изобретениях и даже книжки опубликовал. Медали на соревнованиях завоёвывал, в газетах обо мне писали. Но то, что я пережил, когда меня исключили из училища – врагу такого не пожелаю.

– Эх, Петя, Петя! Часто мы сами не знаем, что нам в жизни надо. Считай, тебя судьба отвела в сторону. И видишь, как у тебя всё замечательно сложилось. А мог бы в молодости разбиться на самолёте – и всё… А так – вон какую красивую жизнь прожил. Так что не гневи судьбу, не ругай никого, что вышло так, а не по-другому. Это был перст судьбы!

– Ладно, уговорили, – улыбнулся Семешко. Он посмотрел на китель хозяина квартиры и спросил: – Так вы полковник? А как же вы… Шапошникову приказывали?… Ведь он генерал-майор?…

– Чему ты удивляешься? Страна ведь какая у нас была, мы же всё вон как держали, – он показал кулак, – наше ведомство над всеми главным было. Потому и порядок был. А теперь что делается? Ты видишь, что происходит в стране? Хозяина нет, чтобы порядок навёл. Помяни моё слово: добром это не кончится. Мне-то что, мне умирать пора, а вам ещё жить. Мы державу в порядке держали, а вот вы до чего довели! Когда меня уже не будет, ты ещё вспомнишь мои слова на руинах нашей Родины…

Пётр Пантелеевич даже представить себе не мог, насколько провидческими окажутся слова Синельникова.

* * *

Прошло десять лет. За окном была уже другая страна. Для Петра Пантелеевича многое в ней было чуждо и неприемлемо. Но ему теперь всё равно – он стал пенсионером. Нынче о трудовой копейке ему заботиться не надо, он заработал себе на достойную старость. За городом он построил себе трёхэтажный коттедж с лебединым озером. Начал строить ещё при СССР, хорошо, что вложил туда все свои сбережения, а то бы всё пропало. Приходилось вкладывать новые и новые средства, так как дом требовал постоянных вливаний. Он оборудовал «птичий двор», где было много несушек – всегда к столу свежие яйца, была корова – молоко, сметана, сливки. Завёл пасеку с ульями, освоил профессию пчеловода. Был небольшой участок земли, где можно было посадить кое-что из корнеплодов, овощей, рос фруктовый сад, а перед домом расположилось озеро, куда они с женой запустили лебедей.