Рождённый в Третьем рейхе - [24]

* * *

Пётр Пантелеевич поехал в Джанкой к матери. Отец умер четыре года назад, а Катерина Савельевна, несмотря на плохое зрение и отказывающиеся слушаться ноги, ещё бодрилась. Все попытки сына забрать её к себе она решительно пресекала. Она хотела быть хозяйкой в своём доме, где каждая вещь находится на своём месте, куда её поместила Катерина Савельевна. А в Петиной семье свои законы, и это правильно, там она будет чувствовать себя лишней. К тому же, дома вышел на крыльцо – и вот тебе сад и огород, иди, собирай всё, что душа пожелает. А у Пети – третий этаж (это вообще извращение какое-то!), а за овощами и фруктами надо на рынок идти. И холодного погреба у них нет, где можно было бы продукты долго хранить. Вообщем, не хотела она на старости лет уезжать из родного дома. Поэтому Пете приходилось самому ездить к ней, проведывать и помогать ей. Приезжал он и с семьёй, чем неимоверно радовал старушку. Но сыновья подрастали, у них появилась своя жизнь, и всё труднее стало им вчетвером вырываться в гости к бабушке Кате. Теперь он чаще всего ездил один, у всех был свой график работы, выходных и отпусков, и они не совпадали.

Вот и сейчас Пётр Пантелеевич ехал к матери. Он хотел, чтобы она была на юбилее, ему очень её не хватало, но она уже боялась трогаться в путь из-за возраста. Он вёз ей, как всегда, подарки, угощения, а сам думал лишь о том, что бередило его душу. Он пытался разбудить свою память, давал команду мозгу, но в ответ из глубин подсознания шёл только непонятный шёпот: «Забудь, забудь, забудь…»

Катерина Савельевна, встретив сына у калитки, с радостью обняла его своими иссохшимися руками. Пётр Пантелеевич заметил, какая она стала маленькая и худенькая. Не выпуская его рук из своих, она привела его к столу.

– Мой руки с дороги, – сказала она, – и сейчас я буду тебя кормить.

Ароматы кухни сводили с ума. Мамин борщ, мамины котлеты были самыми вкусными, никогда он ничего подобного не пробовал. Мать подливала ему добавки, подкладывала котлетки и не разрешала ему говорить, пока не поест.

После трапезы Пётр Пантелеевич решился. Он рассказал матери о видениях, которые преследуют его. О зоопарке, кафе, море, госпитале и крушении поезда. Они, эти видения, мучали его, превращаясь в кошмар.

– Мама, расскажи мне, что было в нашей жизни, чего я не знаю? Мы жили в другом городе? Я чувствую, что у меня была совсем другая жизнь, не здесь, где-то в другом месте, но почему я не могу вспомнить и почему вы с отцом никогда об этом не говорили?

У Катерины Савельевны сжалось сердце. Как она хотела избежать этого разговора! Они с мужем много лет ждали его и боялись. Она так надеялась, что скоро покинет этот мир и ей не придётся раскрывать сыну тайну! Теперь, когда её супруг уже в лучшем из миров, ей придётся одной всё объяснять. Она всю жизнь готовилась к этому разговору, подбирала слова, составляла речь. И всё же Петя застал её врасплох. Она растерялась, понимая, что в решающий момент забыла все слова, подготовленные ею к подобной беседе. Из памяти испарились все её аргументы.

– Видишь ли, Петя, – заговорила она после долгого молчания, судорожно подыскивая слова, – понимаешь, Петя… дело в том, что… Тебе, наверное, надо было всё рассказать давно, но мы с отцом не решались. Дело в том, что тогда, после крушения поезда… мы нашли тебя одного, все вокруг были мёртвые. Мы взяли тебя, потому что ты бы погиб один, не выжил.

Пётр Пантелеевич непонимающе смотрел на неё.

– Дело в том, что у нас был сыночек Петенька, он умер… Мы его похоронили в селе. Ехали оттуда и вдруг тебя увидели. А вы с ним – одно лицо. Мы с отцом всё время удивлялись, как так можно быть похожими. Только наш маленький был, худосочный, а ты – крепенький, ухоженный. Мы и взяли тебя. Как мы могли не взять? Так ты и жил под именем нашего Пети.

– Так я вам неродной сын? – потрясённо спросил Пётр Пантелеевич.

Мать кивнула. И продолжила:

– Когда мы ехали мимо места крушения, подошли к погибшим. Там были все мужчины и только одна женщина. Молоденькая совсем девушка… Мы с отцом почему-то решили, что это твоя мать… То есть не почему-то, а потому, что ребёнок должен быть при матери. И ещё мы подумали, что если тебя взяли с собой в такую опасную поездку, значит, тебя не с кем было оставить. Наверное, у тебя никого не было из родственников, раз тебя не оставили дома… Поэтому мы тебя и взяли… – Катерина Савельевна словно оправдывалась за свой поступок.

Пётр Пантелеевич не мог поверить услышанному. Нужно было время, чтобы привыкнуть к тому, что он только что узнал. Он нервно шагал по комнате. Потом достал семейный фотоальбом.

– Значит, на моих ранних детских фотографиях вовсе не я? – спросил он, рассматривая довоенные снимки маленького карапуза и своих родителей с мальчиком на руках – те самые, которые он считал своими.

– Да, – ответила Катерина Савельевна. – Это наш Петя. А ты очень похож на него, у тебя, наверное, в детстве были такие же.

Пётр Пантелеевич замолчал. Как же теперь жить, зная, что ты вовсе не Пётр Пантелеевич Семешко, у тебя совсем другое имя, которого ты не знаешь, но ты всю жизнь прожил под чужим именем и шёл не своей дорогой.