Рождение Римской империи - [38]
Ее спутником является Меркурий[202], разделяющий ее успех. Не греческий Гермес[203], с его многогранной и многоликой физиономией, а римский Меркурий, принявший только внешний облик эллинского бога, бога выгоды, успеха в торговле, хозяйстве, разного рода чистых и нечистых коммерческих операциях.
Это, однако, только одна сторона, и притом не самая главная и показательная. Разочарование в политике, вытеснение всех порядочных людей с форума бандами хулиганов и политических проходимцев, постоянные опасности и тревоги, пережитые разочарования в близких и друзьях, чудесные спасения от гибели и постоянные, совершенно неожиданные утраты близких и дорогих и многое другое, тесно связанное с лихорадочной жизнью времени, от которого никуда уйти было нельзя и от которого внешним образом скрыться было некуда, заставило людей углубиться в себя, с особой живостью отзываться на вопросы религии и морали, искать вне жизни утешения и забвения.
Национальная и государственная религия, формальная и сухая, взявшая от Эллады, главным образом, внешние формы культа и представления о богах и сдобрившая их некоторым количеством мифов, усвоенных не живой традицией, шедшей из недр религиозного сознания, а через литературу и школу, не давала настоящей пищи религиозным и моральным запросам измученных людей. Философия доступна была очень немногим и не выросла, как в Греции, из глубин народного сознания, а, опять-таки, привита была очень немногим школой и литературой, главным образом, греческими.
Естественно, что огромное большинство даже людей высших сословий бросилось искать ободрения и забвения туда, где его легче всего было найти. Я уже говорил, как на Востоке местное, внешне эллинизовавшись и облекшись в общедоступные мировые формы, типичные для эллинизма, вышло на поверхность, главным образом, в области религии. Рим и Италия, уже начиная с III века до Р. X., были только частью эллинистического мира и все, что появлялось там, появлялось и здесь, постепенно принимая латинский облик и потому, конечно, с некоторым запозданием.
Естественно, что и эллинистические восточные культы проникают в Рим, постепенно латинизуются, делаются доступными массе, пополняя своей таинственной обрядностью, своим экстазом и пафосом, своим простым и ясным, но вместе с тем глубоким моральным содержанием, своей организованностью и отдаленностью от официального культа, наконец, своим учением о загробной жизни и о бессмертии души как раз то, чего не хватало у римской или греко-римской ходячей, официальной религии. Спутниками восточных культов были и восточные суеверия, если только вообще находить принципиальное различие между верой и суеверием. Жрецы восточных религий появлялись в сопровождении, а часто объединяли в своем лице предсказателей, гадальщиков, магов и волшебников; с ними рука об руку шла и точная, как многие думали, наука астрологии.
Пышный расцвет восточных культов в Риме и Италии падает на несколько более позднее время, на эпоху первых преемников Августа, но корни этого расцвета кроются, несомненно, уже в эпохе гражданских войн. Одним из наиболее ярких проявлений восточного религиозного миросозерцания надо считать пышное развитие культа обоготворенных людей, стоявших во главе государственной жизни.
Не забудем, что восточные культы, их обряды и их миросозерцание вообще были глубоко монархичны. Они выросли в среде, не знавшей иной формы государственного бытия, и предполагали, поскольку они, вообще, так или иначе входили и в область государства, только одну государственность — монархическую.
Область, в которой Греция особенно близко и тесно соприкасалась с Востоком и где не знаешь, где кончается Греция и начинается Восток, и наоборот, это область веры в тесное единение божества и человека, в богочеловечность и в человекобожие. В мире эллинизма учение о боге-царе, царе-боге, царе-сыне божьем, царе божьей милостью, божественном человеке-герое, страстотерпце за человечество и спасителе (например, Геракле[204]), боге явленном, вочеловечившемся (theos epiphanes), мессии, искупителе человечества, причудливо перемешались и давно уже нашли себе выражение в греко-восточном культе эллинистических царей и всех тех, кто на Востоке играл их роль. Неоднократно уже упоминавшиеся Сивиллины книги, стихотворные, таинственные, иногда поэтические предсказания, типичные и для иудейства, и для остального семитического Востока, но пустившие глубокие корни и в мире малоазийского эллинства, а затем и в Кампании, откуда они перешли в Рим, все время говорят о царе-мессии, цареспасителе, царе-искупителе.
