Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку - [18]
Когда в 1844 году наместником Кавказа был назначен М.С. Воронцов, правительство взялось за дело по-другому. Оно начало активно поддерживать хадж с Кавказа, чтобы установить над ним государственный контроль. Согласно двум царским указам, от 1844 и 1845 годов, паспорта для мусульман, направлявшихся в Мекку, стали бесплатными (нужно было заплатить только 50 копеек за бланк). В то же время русские чиновники на Кавказе стали опрашивать местное мусульманское духовенство о паломнических маршрутах в Мекку, имея в виду «укрепление» зарубежной сети русских консульств и агентов, предоставлявших «защиту» мусульманским паломникам. Из этих опросов выяснилось, что некоторые мусульмане, как сунниты, так и шииты, все еще предпочитают сирийский маршрут через Дамаск альтернативному морскому пути через Трабзон, Стамбул и Каир93. Дамасское вице-консульство стало для русских властей на Кавказе чем-то вроде разведывательного учреждения, с которым консультировались по вопросам заграничного потока паломников по главному маршруту между Кавказом и Меккой.
Поддерживая хадж между Кавказом и Сирией, русские чиновники не пытались поощрять его. Напротив, Воронцов предписывал местным властям на Кавказе «ограничивать» количество паспортов для проезда в Мекку и выдавать их только тем, за кого могли бы поручиться уездные начальники в плане надежности и отсутствия «вредоносных намерений» в отношении русского государства94. Главная цель заключалась в том, чтобы больше мусульман обращалось за российскими паспортами и, таким образом, царские власти на Кавказе имели бы больше информации о том, кто совершает хадж и по каким маршрутам. С точки зрения русских чиновников, паспорта имели две важные функции. Во-первых, служили механизмом выявления влиятельных знатных лиц, которых можно было бы привлечь в русскую администрацию. Нессельроде в отчете царю убеждал того в необходимости выдавать бесплатные паспорта для проезда в Мекку, поскольку это позволит русским властям на Кавказе выявлять и «привлекать к Правительству влиятельных лиц из числа тех, кои возвращаются из Мекки»95. Во-вторых, русские чиновники использовали паспорта еще и для слежки. Они записывали туда подробности о маршрутах, запланированных паломниками, а затем связывались с русскими консульствами на этих маршрутах и просили их отслеживать паломников и рапортовать на Кавказ об их деятельности96.
Этот прагматичный план сопрягался с более широкой программой Воронцова по сотрудничеству с местной мусульманской знатью Кавказа и по кооптации ее в русскую армию и администрацию. В то же время он отражал растущую тревогу перед хаджем как перед угрозой для безопасности. В 1846 году Воронцов получил надежные сведения, что имам Шамиль, вождь мусульманского восстания на Северном Кавказе, сообщается с мусульманским духовенством в Османской империи и получает от него помощь через суннитских паломников, каждый год отправляющихся из Дагестана в Мекку. Власти на Кавказе тревожились, что через сети хаджа поддерживаются «тайные и вредоносные сношения» между Кавказом и османскими территориями, но полагали, что для русского правительства «невозможно» запретить этот «важный обряд» религии или даже отговорить мусульман от его совершения. Они организовали для хаджа новую паспортную систему, чтобы картографировать и изучить маршруты паломников и поставить хадж под контроль и надзор со стороны русских учреждений97.
Через несколько месяцев после открытия вице-консульства в Дамаске Базили написал Титову, что паломники с Кавказа уже сильно зависят от услуг Телатинидиса. Так было, несомненно, из-за того, что османы все еще не могли обеспечить безопасность сирийского маршрута. 1846 год был катастрофическим для дамасского каравана. Голод заставил бедуинов разграбить запасы пищи и воды для каравана по его дороге через пустыню, а когда дамасские власти послали в пустыню чиновника с провизией для каравана, на него тоже напали. Это нападение подняло цены на фураж для животных на рынках вдоль караванного пути, и погонщикам пришлось требовать с паломников больше денег за наем верблюдов. Сотни паломников погибли при нападении и после него, многие от голода; погибли также сотни лошадей и верблюдов. После возвращения каравана в Дамаск многие русские подданные обратились к Телатинидису с жалобами на «грабеж» со стороны погонщиков верблюдов на обратном пути и просили его передать их жалобы османскому наместнику98.
Базили видел в зависимости мусульман от нового дамасского вице-консульства признак больших перемен. Он отмечал, что всего несколько лет назад большинство мусульманских паломников с Кавказа, проходя через Дамаск, «не осмеливались» объявлять себя русскими подданными, поскольку страшились возможной реакции местных «фанатиков». Признавая, что в этом году паломники вынуждены были просить помощи Телатинидиса из-за опасной и нестабильной ситуации, Базили также претендовал на то, что его, Базили, постоянные усилия по поддержке паломников – «в особенности примечательное наказание бедуинов», напавших на караван из двадцати казикумухцев, – «переменили» отношение мусульман к России. Он писал Титову, что ныне мусульманские паломники, проезжающие через Сирию, «с гордостью носят звание русских подданных», «прославляют» имя царя и «заботу правительства империи об их благе». Были даже «подслушаны разговоры» некоторых паломников «в гостиницах и кофейнях Дамаска и Бейрута» – те открыто обсуждали с местными мусульманами «преимущества» подданства России и сравнивали свою благополучную жизнь под российской властью с «анархией» и беспорядком в османских провинциях
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.