Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку - [17]

* * *

В течение 1840-х годов Россия увеличила масштаб поддержки паломников в Сирии. В 1845 году открылось новое консульство в Алеппо, а главное – в 1846 году еще одно консульство в Дамаске. Оба города служили узлами на основных маршрутах мусульман между Кавказом и Меккой, и новые консульства работали под надзором Базили. С их открытием МИД по сути формализовал практику, которая существовала уже много лет, и поставил поддержку хаджа во главу угла российской миссии и политики в Сирии. Эти консульства и их услуги были для России в новинку: они дали начало систематическим попыткам координировать трансграничный патронат над хаджем, применению паспортов для картографирования и регулирования потока паломников между Кавказом и Меккой и новой политике использования хаджа для интеграции мусульман в империи и расширения русского влияния за границей. Также их создание было поворотным пунктом в истории хаджа в Дамаске. Впервые немусульманское государство утвердило себя в качестве патрона и защитника мусульманских паломников в Сирии, напрямую участвуя в деятельности паломнического каравана и ведя дела о наследстве умерших паломников.

Дамаск был священным городом и для православных, и для мусульман, его посещали те и другие, но Россия открыла там свое вице-консульство в расчете на мусульман. Это видно из распоряжений Базили, адресованных Телатинидису по случаю официального назначения того вице-консулом. В «Инструкциях» от 1846 года Базили указал Телатинидису, что его «главная обязанность» – защита русских подданных, едущих через Дамаск в паломничество к святым местам, в большинстве своем «мусульман суннитского и шиитского обряда» с Кавказа. Телатинидис как русский вице-консул должен был приветствовать и принимать мусульманских паломников по приезде их в город, регистрировать паспорта и предоставлять список этих людей главе дамасского каравана, чтобы тот мог оказывать им «действенную защиту» во время «изнурительного путешествия»88.

Решение открыть русское вице-консульство в Дамаске не было следствием внезапного наплыва паломников с Кавказа в Сирию. Невозможно судить, сколько в точности русских подданных паломников перемещалось между этими регионами в тот период. Некоторые записаны в документах бейрутского консульства, но множество других, несомненно, не связывалось с консульством и путешествовало безвестно для русских властей по своим древним маршрутам и при поддержке исторически сложившихся мусульманских сетей. Ученые зачастую утверждают, что в эпоху до железных дорог и пароходов хадж совершали в основном высокопоставленные мусульмане. Однако это спорно. Развитие современной правительственной административной сети в России к середине XIX века и увеличившиеся в объеме данные о миграциях населения выявляют, помимо прочего, наличие более сложных и притом явно давних моделей хаджа. Например, на Северном Кавказе чиновники отмечали, что многие паломники из Дагестана бедны, путешествуют пешком по хорошо известным караванным путям и в своем долгом и трудном пути промышляют тем, что нанимаются слугами к богатым паломникам89. Впрочем, как бы то ни было, численность паломников с Кавказа, выбиравших сирийский маршрут в Мекку, вероятно, снижалась: распространялись слухи об опасностях дороги, и паломники стали предпочитать морские пути из Черного моря в Красное или откладывали хадж.

Не было это решение – открыть вице-консульство России в Дамаске – продиктовано и проблемами, которые создавали паломники в данном городе, или опасениями из-за их действий. В инструкции Телатинидису о «поддержании порядка» среди российских паломников Базили отметил, что они, по его наблюдениям, «в основном спокойны и добропорядочны»90.

Открытие русского вице-консульства в Дамаске скорее было связано с изменением политики на Кавказе. К началу 1840-х годов русские власти, не способные подавить мусульманские восстания по всему Северному Кавказу, становились все больше озабочены хаджем. Они плохо представляли, сколько мусульман на Кавказе совершают паломничество, какими маршрутами и что это за люди. Подобно европейским чиновникам в других колониальных контекстах, многие из русских чиновников воспринимали хадж как тайную практику, питавшую мусульманский «фанатизм», и Мекку как центр антихристианской пропаганды. Многие считали, что хадж подпитывает мусульманское антиколониальное сопротивление на Кавказе. Особенно тревожились русские чиновники из-за возможного влияния паломников, вернувшихся из хаджа, на их общины. Чиновники понимали, что паломничество совершают многие знатные лица, что обладатели титула «хаджи» (т.е. совершивший хадж) пользуются в своих общинах большим уважением и что мусульмане часто выбирают их местными политическими лидерами. Если бы эти паломники радикализовались в ходе хаджа, то могли бы оказать на свои родные мусульманские общины мятежное, радикализующее влияние91.

Предлагалось, в частности, остановить поток паломников за рубеж, назначив запретительно высокую цену за паспорт. В 1842 году военный министр А.И. Чернышёв хотел ввести суровую пошлину в 50 рублей за все паспорта для отъезжающих в Мекку, чтобы снизить число паломников. Но эта мера оказалась непопулярной и неисполнимой – мусульмане жаловались на ограничение свободы вероисповедания, а сама пошлина нарушала действовавшее паспортное законодательство. Тогда главнокомандующий А.И. Нейдгардт высказал идею следить за российскими паломниками. В 1843 году он предложил министру иностранных дел Нессельроде послать одного из «доверенных» мусульманских офицеров с Кавказа в Мекку «специальным агентом», который информировал бы русскую администрацию на Кавказе о том, чем паломники занимаются в Мекке и пытаются ли иностранные мусульмане «внушить» им идеи, «вредные» для царского правительства. Нессельроде согласился, что было бы «желательно» послать русского агента в Мекку, но усомнился, что османы позволят России присутствовать в «священном для мусульман месте»