Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [92]

Наряду с жалобами памирцев российским представителям и нахождением убежища от бухарцев на территории Памирского поста одним из главных средств борьбы со злоупотреблениями чиновников эмира и привлечения внимания русских к своим проблемам становились угрозы памирцев бежать с территории бывших трех ханств за границу. Дело в том, что население Западного Памира сохраняло патриархальный строй и жило «большими семьями», поддерживая тесные родовые связи [Там же, с. 18]. В результате «Памирского разграничения» 1895 г. представители одного рода нередко оказывались по разные стороны границы, проживая частично на территории бухарского Памира, в афганских и даже в британских владениях (например, в Читрале, захваченном англичанами в 1895 г.). Соответственно, угрозы жителей Западного Памира бежать в Афганистан или даже на английские территории выглядели вполне реальными [Искандаров, 1958, с. 124; Халфин, 1975б, с. 89]. Для России это было бы не просто потерей лояльного населения стратегически важного региона, но и ударом по ее международному престижу — как признание неспособности защитить доверившихся ей жителей Памира, на что неоднократно указывал, в частности, в своих отчетах начальник Памирского отряда А. Е. Снесарев [Будаков, 2014, с. 79–80; Халфин, 1975б, с. 59].

Конечно, не следует идеализировать действия российских властей (вернее, начальства Памирского отряда и Памирского поста), хотя они и выгодно отличались от жестокостей афганцев и злоупотреблений бухарцев. Имели место со стороны российских офицеров и случаи расправ с местным населением (такие как аресты и телесные наказания), и довольно жесткие меры по обеспечению поступления продовольствия и фуража Памирскому отряду [Бухерт, 2011, с. 31; Ис-кандаров, 1958, с. 121; Лужецкая, 2010, с. 233]. В некоторых случаях формализм российских военных представителей мог иметь весьма тяжелые последствия для местных жителей. Так, однажды на территорию Памирского поста забрели три быка, и начальник отряда приказал зарезать одного из них на мясо для своих солдат, а когда хозяйка быка прибежала жаловаться, он велел выплатить ей «справочную цену» животного (т. е. ниже реальной его стоимости), проигнорировав ее стенания: на чем ее муж будет пахать землю [Халфин, 1975б, с. 118]. Не повышали симпатии к русским также и официальные заявления российских военных и дипломатических представителей местному населению в ответ на его жалобы, что памирцы должны всецело подчиняться своему законному государю эмиру и его наместникам, и что любое проявление неподчинения не вызовет сочувствия со стороны русских [Искандаров, 1958, с. 117].

Однако подобные заявления являлись всего лишь своеобразной «уступкой» российскому МИДу и его представительству в регионе — Российскому политическому агентству в Бухаре. В большинстве же случаев начальники и офицеры Памирского отряда демонстрировали открытую поддержку и покровительство жителям Западного Памира, нередко вступая в прямые конфликты с бухарскими чиновниками, прямо отменяя их решения или позволяя местному населению не подчиняться их приказаниям. Соответственно, политические агенты в Бухаре (после жалоб эмира) неоднократно упрекали начальство Памирского отряда в том, что оно прямо-таки провоцирует население Западного Памира на неподчинение законным бухарским властям и поддерживает мятежные настроения среди местного населения [Там же, с. 108]. И если вышеупомянутый агент В. И. Игнатьев старался по возможности найти компромисс между политикой эмирских властей и позицией Памирского отряда, то его преемник на этом посту Я. Я. Лютш просто-напросто игнорировал донесения и отчеты как начальника отряда А. Е. Снесарева, так и ферганского военного губернатора Г. А. Арендаренко, считая их «сплетнями» [Будаков, 2014, с. 80; Халфин, 1975б, с. 57–58].

Таким образом, как видим, Западный Памир оказался крайне невыгодным и непривлекательным регионом для бухарского эмира. Неудивительно, что уже вскоре после официального принятия его во владения эмир Абдул-Ахад стал настаивать на передаче его России — сначала за определенную компенсацию[111], но постепенно снижал свои требования, а под конец отказался и от любого «вознаграждения», прося лишь «забрать» Памир [Халфин, 1975б, с. 41–42]. Однако если начальники Памирского отряда и руководство Туркестанского края в полной мере осознавали и стратегическую важность Памира для России, и опасность его дальнейшего оставления в составе Бухарского эмирата, то центральные власти и МИД России в большей степени опасались резкой реакции со стороны Англии. Именно поэтому, даже несмотря на настояния эмира и его чиновников, вопрос о передаче Западного Памира постоянно откладывался и завершился компромиссом 1905 г.

Но прежде чем охарактеризовать новый правовой статус этого региона, необходимо сказать несколько слов о правовой базе, которая регламентировала статус российских представителей на Западном Памире в течение рассматриваемого десятилетия. Известный российский востоковед А. А. Семенов, служивший в начале XX в. чиновником в Туркестане, характеризовал российское управление Западным Памиром как «инструкционное» [Там же, с. 126]. И это в полной мере отражает его особенности.