Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [86]

Однако полиция в Бухаре просуществовала крайне недолго: сразу же после Февральской революции 1917 г., когда полиция в Российской империи была упразднена, а полицейские чины отстранены от своих должностей (все полицейские органы в русских поселениях эмирата были заменены милицейскими структурами [Генис, 2003, с. 102; Тухтаметов, 1977б, с. 149]), то же самое случилось и с бухарской правоохранительной структурой. Причем если поначалу к полицейским чинам Туркестана не было применено никаких репрессий, то Вельману новые власти намеревались предъявить обвинения в многочисленных злоупотреблениях[94], что и заставило его «заблаговременно скрыться» в Ташкент, где он какое-то время «незаметно проживал в качестве частного обывателя» [Чиркин, 2006, с. 282–283].

Таким образом, российской полиции в Старой Бухаре не удалось в достаточной степени проявить себя и сыграть значительную роль в процессе правовой модернизации эмирата и интеграции его в политико-правовое пространство Российской империи. Однако можно полагать, что учреждение полиции в столице эмирата преследовало несколько целей. Во-первых, основной задачей полицейских сил в Бухаре стала борьба с явными недругами России и, следовательно, противниками модернизации Бухары по российскому образцу. Во-вторых, полномочия полицейского начальника давали ему немало возможностей, чтобы, наравне с политическим агентом, влиять на бухарские власти для принятия ими пророссийских политических и административных решений. Наконец, в-третьих, активизация правоохранительной деятельности российских уполномоченных органов позволяла активизировать распространение соответствующих принципов и норм имперского законодательства, уже и ранее применявшихся в русских поселениях на территории эмирата, на территорию и формально независимого государства, соответственно распространив полномочия российской полиции и на местное население. И учитывая все возраставший контроль России над Бухарой и сближение ее элиты с имперскими властями, есть основания полагать, что эти цели были бы достигнуты, если бы не революционные события 1917 г.

Глава V Особенности правовой политики России в регионах с особым статусом и в чрезвычайных обстоятельствах

Как мы могли убедиться, правовая политика Российской империи в Центральной Азии имела ряд особенностей на разных этапах ее взаимодействия с государствами и народами этого региона — как до, так и после установления протектората над среднеазиатскими ханствами. И тем не менее время от времени ситуация складывалась таким образом, что даже самые разнообразные правовые средства и методы, доказавшие свою эффективность, оказывались не вполне подходящими в конкретных условиях. Речь идет о политике в отношении отдельных регионов с особым статусом, при котором уже разработанные правовые средства не были достаточно эффективными, а также о непредвиденных обстоятельствах, влекущих возникновение чрезвычайных ситуаций — таких как вооруженные восстания или революционные события. В этих случаях приходилось изыскивать новые инструменты правового влияния на регион, не забывая при этом как о собственных интересах, так и о соблюдении базовых международно-правовых принципов.

§ 1. Правовая политика Российской империи на Западном Памире (конец XIX — начало XX в.)

Вхождение Западного Памира в состав Российской империи в последнем десятилетии XIX в. стало одним из этапов «Большой игры» — соперничества России и Англии за контроль над Центральной Азией во второй половине XIX — начале XX в., причем, по мнению исследователей этого соперничества, этапом весьма важным [Сергеев, 2012, с. 186–199; Хопкирк, 2004, с. 521–581].

Вскоре после установления протектората России над ханствами Средней Азии (Кокандом, Бухарой и Хивой), в 1873 г. две империи попытались достичь компромисса в рамках так называемого Афганского разграничения, по условиям которого Западный Памир признавался сферой российского влияния. Однако уже в 1883 г. при подстрекательстве Англии афганский эмир захватил западнопамирские ханства Вахан, Рушан и Шугнан, а в 1891 г. на некоторые памирские территории стали претендовать и власти китайской империи Цин — также с молчаливого согласия Англии [Алексеев, 2014, с. 149; Громбчевский, 1891, с. 20–21; Захарчев, 2014, с. 17; Сергеев, 2012, с. 188; Тагеев, 1902, с. 17, 20].

В течение почти десятилетия Российская империя практически никак не реагировала на действия афганцев и китайцев, ограничиваясь формальными нотами протеста в адрес английских властей — Несмотря на то что сами памирцы неоднократно обращались к российским властям с просьбой о покровительстве с самого начала афганской оккупации[95]. Однако в 1890 г. англичане начали строительство дороги до Гильгита — только что аннексированного ими североиндийского княжества, откуда открывался прямой путь на Памир. В 1891 г. генерал-губернатор Туркестанского края барон А. В. Вревский отправил в регион отряд под командованием полковника М. Е. Ионова, которому, впрочем, было предписано лишь провести разведку. Однако, как это часто делали туркестанские военачальники, Ионов по собственной инициативе не только предпринял решительные действия по выдворению английских разведчиков из Памира, но и сам, перейдя Гиндукуш, более чем на 100 км продвинулся вглубь собственно английских владений. Годом позже, уже при поддержке петербургских и туркестанских властей, полковник Ионов во главе более многочисленного отряда (соответственно, получившего название Памирского), выбил афганцев из захваченных ими регионов Памира, заставил китайцев без боя оставить захваченные территории и уничтожил все укрепления, созданные ими [Захарчев, 2014. с. 23–24; Рудницкий, 2013, с. 181–184, 208–210]. Соответственно, с 1892 г. начинается отсчет постоянного военного присутствия Российской империи на Памире в виде существования особого Памирского поста. В течение 1892–1894 гг. Памирскому отряду удалось полностью устранить угрозу со стороны Афганистана и империи Цин и постепенно налаживать систему управления на территории бывших ханств Вахан, Рушан и Шугнан, ликвидированных афганцами во время оккупации Западного Памира.