Российские оригиналы - [18]

— Ноги! Не в свинарник входишь! — с тем, чтобы он грязь на крыльце счистил.

И он воротился на крыльцо, счистил комья грязи с кирзачей и, войдя вторично, сказал:

— Что делать, Любовь Григорьевна, у нас ведь, мягко выражаясь, провинция и отсутствие полного бескультурья! — и совершенно новыми глазами посмотрел в еe серенькие очи, блистающие средь бугров веснушчатых щeк.

И вот он уже жалуется, лeжа головой на сладкой груди Любови Григорьевны, на свою постылую административную жизнь и на непонимание, а она тихо плачет от счастья и от стыда за поздний свой грех, жалея и директора, и себя, и мужа своего, Степана, который один сейчас, бедолага, дрыхнет небось поперeк постели, пьяный, не сняв, курвец, своих засаленных механизаторских штанов.

И вдруг — не стало песни.

Как и не было еe!

Время от времени — чу! — вроде опять звучит, но тут же обрывается, словно чья-то неведомая рука переключает звук на другой.

Кончилось время заек.

В считанные дни постарели они на десять лет.

Директор наслал на Любку-продавщицу сельскую общественную ревизию, Любка, предчувствуя беду, всех голым матом крыла.

Зайка из начальственного кабинета переехала обратно за свой стол (а соседка еe — вот добрая русская женская душа! — не гвоздь ей в стул воткнула, а в стаканчик — цветочек, и они обе, обнявшись, заплакали).

И не только крушение частных судеб произошло. Рушиться стали созданные руками заек фирмы, банки, газеты и телекомпании.

Всe произошло так быстро, что некоторые проморгали этот тип, это явление, не успев его отметить в своeм сознании.

Это и побудило меня данный тип зафиксировать, вкратце описать — не для поучения какого-то или назидания, а для полноты историческо-художественного полотна, создаваемого мной, — хоть и напоминает оно лоскутное одеяло.

Зайки кончились.

Но долго, долго ещe было: вдруг иная женщина подопрeт кулачком рыхлый подбородок, посмотрит в хмурое осеннее окно, вспомнит, вздохнeт, уронит слезинку, а потом нальeт себе чаю — и пьeт его, хрустя карамелькой и отхлeбывая чай слегка дрожащими губами…

И. ИНТЕЛЛИГЕНТ

Любой, кто взялся бы за составление подобной энциклопедии характернейших типов русских оригиналов, украсивших нашу эпоху, без сомнения против буквы И написал бы восторженной рукой: ИНТЕЛЛИГЕНТ!

В самом деле, кто, если не он, — достояние нашей нации за последние чуть ли не полтора века?

Правда, писатель Даниил Гранин в конце, кажется, 1997 года печально пропел отходную Интеллигенту в газете «Известия». Не будет больше Интеллигента, сказал Гранин. Будет теперь, как у всех, — Интеллектуал.

Что ж, исчезновение грозит многим российским оригиналам, об этом и моя скромная энциклопедия свидетельствует.

Но тем не менее, когда ещe в тумане грезились все остальные буквенные пункты, я знал точно лишь одно: на букву И будет — Интеллигент.

И вот подошeл к этой букве — и…

Нет, здесь не тот казус, какой произошeл в случае с Гражданином: когда тип явно есть, а представителей оного — не сыскать. Тут наоборот: в кого из друзей и знакомых мысленно пальцем ни ткну — Интеллигент несомненный! — а начнeшь типизировать — и всe рассыпается, расползается по швам!

Крамольная мысль возникает: да был ли вообще этот тип, не выдумка ли это?

Начнeм с того, что каждый понимал и понимает его по-своему — да ещe в зависимости от времени.

До революции Интеллигент был почти адекватен Гражданину. Это то есть был человек общественного долга, образованный, несущий свои знания и умения в народ. Адвокат-демократ, литератор-либерал, сельская учительница, земский врач, «черты» которого узрел у советской интеллигенции упоминавшийся нами уже поэт А. А. Вознесенский (поэтически высказавшийся вообще по всем проблемам современности). Ну, и, хотите или нет, — революционер из дворян. Тот же Ленин — чем не интеллигент? Докажите, что нет!

Если ж у человека было образование, но он не желал сближаться с народом или, например, не хотел трудиться задарма, если любил он не прогрессивные журналы, а, грешным делом, оперу и даже иногда «Соколовский хор у „Яра“», под который славно после трудов праведных выпить и закусить солeненьким, то считался он, несмотря на прочие свои душевные качества, обывателем.

Но были ведь ещe и так называемые чеховские интеллигенты: ноющие, вялые, вечно безнадeжно и уныло влюблeнные и скептически относящиеся к общественному благу. Интеллигенты как бы второго сорта, по сравнению с активными, но ведь интеллигенты же!

В любом случае историческая роль и тех, и других неблаговидна: если первые устроили Октябрьский переворот, то вторые спокойно позволили это сделать. Вы скажете: а массы? Массы, да. Но: не искушайте малых сих! К тому же, заказчик всегда более виновен, чем исполнитель. (Оговорюсь: личное мнение автора, как физического и юридического лица, расходится с мнением его лирического героя, от лица которого ведeтся данное повествование. Автор считает, что заказчик всегда и во всeм — госпожа Мировая История.)

После революции Интеллигент надолго попал под государственное сомнение. Сперва, в эпоху учения о бесклассовом обществе, он слишком выделялся своими, сволочь такая, явно классовыми признаками и замашками. А потом, когда признали, что и при социализме классы есть, он оказался неполноценной прослойкой между рабочим классом и крестьянством.