Россия и Дон. История донского казачества 1549—1917 - [215]
Члены союза автономистов подчеркивали, что «организуясь на основах представительства областей, а не национальностей», союз стремится не к «национальной обособленности, а к децентрализации государственного управления». Союз автономистов предоставлял каждому из своих членов свободу входить в любую партию, признающую принцип автономии. Вместе с тем союз заявлял, что «стоит на начале нераздельности и неприкосновенности границ Российского государства как единого целого». Из представителей великорусских областей, вошедших в союз, наиболее видным был В.П. Обнинский[756].
В союз, кроме донцов, вошли также астраханцы и оренбуржцы. Деятельность союза не развернулась достаточно широко, но весьма характерно, что донцы поспешили войти в это объединение.
Думскую деятельность донских депутатов нельзя назвать очень значительной. Центральным пунктом ее было выступление по поводу мобилизации казаков для борьбы с освободительным движением. Кроме того, донцами был внесен ряд запросов. 23 мая 1906 г. они внесли запрос о преследовании в округе Новочеркасской судебной палаты железнодорожных и почтово-телеграфных чинов за участие в октябрьской забастовке 1905 г.[757]
Кроме того, были внесены следующие запросы, касавшиеся Дона: а) об аресте 15 крестьян Усть-Белокалитвенской слободы Донецкого округа; б) о голодовке политических заключенных в таганрогской тюрьме (23 мая); в) о содержании в ростовской тюрьме 15 донских крестьян (Белоусова, Михалева и др.); г) о высылке в административном порядке 12 крестьян слободы Нижне-Ольховской Донецкого окр. области Войска Донского; д) о содержании в ростовской тюрьме Вал. Пав. Михайлова (нач. станц.), Рейзмана (арест. в Пятигорске), учителя Тарасова, ветврача Зайцева и др. е) и, наконец, об аресте подъесаула Миронова, привозившего в Думу приговор Усть-Медведицкой станицы.
Но самым важным запросом был оглашенный в заседании 2 июня 1906 г. запрос (№ 103) за подписью 48 депутатов (В.А. Харламова, Араканцева, Крюкова, Афанасьева, Хартахая и др.) о призыве к военной службе внутри империи казачьих полков 2-й и 3-й очередей. Помимо разорения казачества, инициаторы запроса мотивировали его и тем, что «полицейская служба и в сознании казачьего населения несовместима с званием казака-воина, защитника родины, и оно громко заявляет об этом в своих многочисленных обращениях к членам Государственной думы от казачьих областей». Авторы запроса ссылались и на то, что высочайшее повеление о мобилизации казачьих полков 2-й и 3-й очередей, вопреки закону, не было распубликовано через Сенат.
Депутат Харламов, мотивируя запрос, заявил, что «среди местного казачьего населения пробуждается тот старый дух свободы, который создал казачество, который жил в нем и который с течением веков нашим… самодержавным бюрократическим правительством истреблен в казаках… Заявление, которые мы получаем сейчас, ясно показывает, что среди казачества еще не остыл тот дух свободы, которым оно жило, что казачество это еще помнит те времена, когда оно становилось во главе политических и социальных течений жизни русского народа…»[758].
Для иллюстрации своих слов о «пробуждении старого духа свободного казачества» Харламов процитировал приговор станицы М. (за 73 подписями). Авторы приговора заявляли, что внутреннюю охранную службу они считают противоречащей чести и доброму имени казачества. «Крестьяне и рабочие, требующие от правительства земли и воли, есть наши друзья и братья… Правительство служит только интересам богатых и имущих классов».
Продолжая свою речь, Харламов напомнил о той «тонкой политике, которой правительство придерживалось: оно искусно поддерживало обособленность казачества, раздувало в нем неприязнь к остальной части населения, «иногородним», к русскому обществу. До последнего времени, до эпохи этого великого освободительного движения, для казака его область – это был особый мир. «Это – моя страна: я здесь дома, – говорил казак, – а там – это Россия», там все чужое, и он не считал себя связанным с нею. Потакая таким инстинктам, наше правительство в своей политике по отношению к казакам сохраняло все наружные признаки этой обособленности…».
Государственная дума отвергла срочность этого запроса и вернулась к нему лишь в заседании 13 июня. Депутат Шольп, докладчик комиссии по исследованию незакономерных действий должностных лиц, отметил, что «в то время, как в действующую армию было отправлено всего только 4 полка, для борьбы с освободительным движением было отправлено 20 полков, кроме нескольких десятков отдельных казачьих сотен»[759].
Незаконным было нераспубликование повеления о призыве полков 2-й и 3-й очередей, а равно и обращение этих полков на полицейскую службу, превращение их в чисто полицейские части, вызываемые по усмотрению становых приставов и урядников. Тем более незаконным были, по мнению докладчика: поручение казакам производить обыски, аресты, сечение, экзекуции; раздробление команд и подчинение их полицейским чиновникам; употребление нагаек. Результатом всего этого являются – разорение казачьих семей, ропот и раздражение против казачества и рост недовольства в среде самого казачества. Таковы были выводы докладчика.
