Роман с Польшей - [11]

Шрифт
Интервал

До нашего отъезда оставалось два дня, виз не было, мы начали нервничать. Звонили в турбюро, пытались что–то выяснить.

— Прикажете сдать билеты? — спрашивали мы у представительницы фирмы.

— В посольстве большая очередь… Но вам пока ещё не отказали.

Визы мы получили меньше чем за сутки до отправления поезда. Московская фирма, вероятно, не знает проблем с оформлением приглашений из Польши… Наш семейный бюджет похудел на сто двадцать евро, но мы не пожалели об этом ни разу. Нам хотелось попасть в Гданьск именно в начале августа, когда там проходит Ярмарка святого Доминика. Это что–то вроде Дня города, только длится праздник три недели.

Традиция берет своё начало в 1260 году, когда папа римский разрешил доминиканским монахам ярмарочную торговлю в память об основателе их ордена, святом Доминике. День этого святого — 4 августа. С тех пор из года в год, вот уже почти 750 лет, повторяется это весёлое безумие, начинающееся в начале августа или (как в 2007 году) в конце июля. На старинной площади Длуги Тарг возле Зелёных ворот собираются «купцы», горожане, гости Гданьска, представители городской власти. Многие из них — в средневековых костюмах, которые хорошо гармонируют со специфическим обликом фасадов городских зданий, с черепичными крышами, с удивительной геометрией улочек Главного Города. Ровно в полдень вся эта пёстрая толпа торжественным шагом направляется к зданию Ратуши, чтобы получить разрешение бургомистра на торговлю. Идут «знатные жители Гданьска», Нептун и Морская стихия, музы и мифологические персонажи, молодые люди в кашубских нарядах, заморские и местные «купцы» в своих плащах–накидках и беретах, монахи–доминиканцы, «пивовары», «птицеловы» и «хлебопёки», «сапожники» и «конюхи», «виноделы» и «кузнецы», городские барышни в пышных платьях и обалдевшие от гомона и свободы подростки, музыканты, зеваки и туристы…







Гданьск. Праздничное шествие в день открытия ярмарки

Многие участники парада торжественно вышагивают на ходулях — мимо Двора Артуса, Золотой Каменицы бургомистра Яна Шпеймана, мимо фонтана «Нептун», — возвышаются над толпой, размахивают флагами, дарят маленькие сувениры прохожим. Из окон «королевских камениц» Длугого Тарга выглядывают их обитатели, улыбаются, машут руками. Весёлый карнавал, приятное развлечение для взрослых и детей — любой желающий может стать участником этого действа: подойти к «бургомистру» и пожать ему руку, сфотографироваться рядом с лениво фланирующими в одеждах XVI века «мещанами», затесаться в самую гущу этого пёстрого потока людей. Костюмированные личности, заметив, что вы направили на них фотоаппарат или видеокамеру, начинают позировать только для вас: разыгрывают какие–то сценки, корчат уморительные рожи. Как это не похоже на наши московские парады в День города, когда стоишь в толпе за шеренгой милиционеров и за металлическими ограждениями, тянешь голову, чтобы что–то разглядеть, и понимаешь, что лучше было бы остаться дома: по телевизору наблюдать такое гораздо удобнее.




Гданьск. Длуги Тарг с башни Ратуши

Процессия приближается к Ратуше. Бургомистр восходит на высокое крыльцо, поднимает на парапет маленькую девочку и торжественно объявляет начало ярмарки. Три монаха, расположившись под гербом города (два креста один под другим, по бокам — два льва, вставших на задние лапы, а сверху, над крестами, корона) дудят в свои фанфары, затем над площадью и над улицей Длугой разливается звон карильона Ратуши. Гданьск — единственный город в Польше, где можно послушать музыку карильона (точно настроенной группы колоколов различной величины, исполняющих определенную мелодию): возле Ратуши и возле костёла святой Катарины.


Звучат фанфары

Туристы фотографируются с бургомистром, шествие направляется дальше, к Верхним воротам, а на улицах города начинается разудалая торговля. Торгуют всем, что только может прийти в голову: мебелью и одеждой, сувенирами и продуктами питания, изделиями из янтаря и коллекционными монетами, почтовыми марками и массажными креслами, виниловыми дисками и ржавым оружием, книгами и картинами, старинными фотографиями и забытыми плакатами времён социализма, игрушками и посудой, компакт–дисками и косметикой, сладостями и вином… Узкие улицы превращаются в одну шумную и тесную ярмарку. Особенно много зевак и покупателей на улицах, отданных тем, кто продает всяческое старьё: пепельницы «под бронзу», дверные ручки, покрытые пылью веков бутылки самой причудливой формы, подсвечники, ключи и замки, открытки, пишущие машинки и кассовые аппараты начала века, подстаканники, зеркала, бронзовые и металлические фигурки, канцелярские принадлежности, старинные награды, знаки воинских отличий, покрытые ржавчиной гитлеровские каски, холодное оружие, дверные колокольчики и молотки, керосиновые лампы, кухонную утварь, светильники, телефонные и кредитные карты… Для коллекционера — раздолье.

Торговец старым оружием


Лавка старьевщика



Гданьск. Ярмарка святого Доминика

Вспомнил я, что не мешало бы мне пополнить свою коллекцию карманных календарей. Их когда–то начала собирать моя дочь, а я поначалу только помогал, но потом и сам втянулся. Набралось уже довольно много, пришлось завести для них альбомы. Специально этим не занимаюсь, календарики теперь сами собой приходят ко мне (нахожу их, например, в конфетной коробке или приносят мне друзья), но если есть возможность — почему бы не купить? А тут — Польша, Гданьск, ярмарка… Надо как–то отметиться, купить на память хоть парочку, подумал я. Пошёл по рядам, стал спрашивать «календажи кешонковэ» — везде один ответ: «Не ма». Похоже, в Европе реклама на таких календарях не очень–то популярна. Я уже решил было, что нужно отказаться от поисков (да и не самое это главное, в конце–то концов), жалко тратить на это время, — но в последний день мне вдруг повезло.


Еще от автора Алексей Станиславович Петров
Облако

На даче вдруг упал и умер пожилой человек. Только что спорил с соседом о том, надо ли было вводить войска в Чечню и в Афганистан или не надо. Доказывал, что надо. Мужик он деревенский, честный, переживал, что разваливается страна и армия.Почему облако?История и политика — это облако, которое сегодня есть, завтра его уже не видно, растаяло, и что было на самом деле, никтоне знает. Второй раз упоминается облако, когда главный герой говорит, что надо навести порядок в стране, и жизнь будет "как это облако над головой".Кто виноват в том, что он умер? Покойный словно наказан за свои ошибки, за излишнюю "кровожадность" и разговорчивость.Собеседники в начале рассказа говорят: война уже давно идёт и касается каждого из нас, только не каждый это понимает…


Адюльтер доктора Градова

Внимательный читатель при некоторой работе ума будет сторицей вознагражден интереснейшими наблюдениями автора о правде жизни, о правде любви, о зове природы и о неоднозначности человеческой натуры. А еще о том, о чем не говорят в приличном обществе, но о том, что это всё-таки есть… Есть сплошь и рядом. А вот опускаемся ли мы при этом до свинства или остаемся все же людьми — каждый решает сам. И не все — только черное и белое. И больше вопросов, чем ответов. И нешуточные страсти, и боль разлуки и страдания от безвыходности и … резать по живому… Это написано не по учебникам и наивным детским книжкам о любви.


Остаться у бедуинов навсегда!

О сафари в Сахаре, верблюдах, бедуинах и звёздном небе.


Северин Краевский: "Я не легенда..."

Его называют непревзойденным мелодистом, Великим Романтиком эры биг-бита. Даже его имя звучит романтично: Северин Краевский… Наверно, оно хорошо подошло бы какому-нибудь исследователю-полярнику или, скажем, поэту, воспевающему суровое величие Севера, или певцу одухотворенной красоты Балтики. Для миллионов поляков Северин Краевский- символ польской эстрады. Но когда его называют "легендой", он возражает: "Я ещё не произнёс последнего слова и не нуждаюсь в дифирамбах".— Северин — гений, — сказала о нем Марыля Родович. — Это незаурядная личность, у него нет последователей.


Эммануэль

За что я люблю рассказы Лёши Петрова — это за то, что за внешней многозначительностью скрывается, на самом деле, очень простая и забавная история. В то же время, рассказы Алексея нельзя упрекнуть в примитивности: они написаны очень добротным языком и практически всегда — в контексте русской литературы (я даже не про этот конкретный случай).Примечание. Читая данный рассказ, позаботьтесь о звукоизоляции помещения, иначе Ваш хохот испугает окружающих:)))[b]Редактор отдела критики и публицистики,Алексей Караковский[/b].


Тост

В рассказе нет ни одной логической нестыковки, стилистической ошибки, тривиальности темы, схематичности персонажей или примитивности сюжетных ходов. Не обнаружено ни скомканного финала, ни отсутствия морали, ни оторванности от реальной жизни. Зато есть искренность автора, тонкий юмор и жизненный сюжет.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.