Роман с Польшей - [9]

Шрифт
Интервал
 — писала Г. Янашек — Иваничкова. — Создаётся впечатление, что у Вас, пан доктор, взгляды по этому вопросу эволюционируют не в лучшую сторону, и мне бы хотелось верить, что я ошибаюсь!»

Я написал ей, что моим ответом на всё процитированное может быть только моя книга, где, например, сказано следующее: «Но, кроме политиков и всевозможных госчиновников, в этих странах живут ещё обыкновенные люди, которым (я убеждался в этом многократно) изрядно надоел истошный вой, поднятый вокруг жгучих проблем нашей общей истории. Чтобы уяснить это, достаточно съездить в Польшу не «по официальной линии», не по чиновничьей разнарядке, не по «неотложным» делам писательской организации, а просто так, из любопытства, желая увидеть, познакомиться, понять… «сесть в поезд, не заботясь о багаже и билете, и смотреть, как всё остаётся позади». Излишне рьяным российским «комментаторам» прошлого дай Бог хороших польских друзей, а польским — русских. Это лучшее лекарство от ксенофобии».

Беседа на эту тему продолжалась у нас и в Варшаве.

— В Польше есть люди, которые кое в чём согласны с Куняевым, — сказал Эдвард Куровский. — Впрочем, одни и те же факты можно преподносить по–разному, всё зависит от позиции автора, от его добрых или злых намерений.

— Куняев написал удивительную книгу: она одновременно хороша и плоха, — сказал я Эдварду Куровскому. — Пишет он нескучно, пером умелым, факты приводит интересные… И всё же думаю, что она безусловно вредна для поляков и русских, потому что сталкивает наши народы лбами. Это всё равно, что написать о том, какие плохие сегодня французы, вспоминая при этом преступления армии Наполеона в Москве в 1812 году. Или называть всех немцев фашистами… Любой книге — своё время. Не следует сегодня писать о Польше так, как это делает Куняев, вспоминая дела столетней давности.

Незадолго до своего последнего отъезда в Польшу я зашёл в книжный магазин и нашёл там книгу Станислава Куняева, в которую вошли «Шляхта и мы», её продолжение — «Вы мне надоели» (сердитый ответ автора своим оппонентам) и два приложения, написанные историком Ю. Ивановым (очень интересная работа!) и митрополитом Вениамином Федченковым. С. Куняев назвал этот сборник так: «Русский полонез»… Я не поверил своим глазам. Получается, у наших книг почти одинаковые названия! Только моя — смею думать, за Польшу, а куняевская — против… Подписаны обе книги в печать почти в одно и то же время (моя всё же на две недели раньше). Моя вышла в свет в конце августа 2006 года (а до этого она «провисела» в Интернете года полтора), а когда появилась на прилавках книга Куняева — не знаю. Но только я не обнаружил в сборнике С. Куняева пояснений, почему в названии книги фигурирует слово «полонез». Ни о каком полонезе (в прямом или, допустим, в переносном смысле) там и речи нет. В моей же читатель найдёт исчерпывающий ответ, почему книга названа именно так…

9

В конце 2006 года решил я принять участие в литературном конкурсе «Большая книга». «Национальная литературная премия учреждена с целью поиска и поощрения авторов литературных произведений, способных внести существенный вклад в художественную культуру России, повышения социальной значимости современной русской литературы, привлечения к ней читательского и общественного внимания», — было объявлено в одном из пунктов Положения об этой премии. «Учреждена с целью поиска и поощрения авторов…» Эта фраза сбила меня с толку. «Стало быть, — решил я, — конкурс придуман для начинающих или малоизвестных литераторов, коль уж их надо «искать», да к тому же поставлена задача «привлекать» к их творчеству читательское внимание… Что ж, можно попробовать». Ничего толком не знал об этой премии, просто мой «Полонез по–русски» идеально (как мне казалось) подходил к условиям конкурса: художественная или документальная проза, книга издана в отчетном году, да и объём её — как раз тот, который требуется, больше десяти авторских листов.

Два дня занимался тем, что собирал нужные документы: сочинил свою «творческую биографию», систематизировал сведения об издательстве «МИА», которое выпустило мой роман, оформил письменное согласие на выдвижение собственной книги на соискание премии. Директор издательства подмахнул документ, в котором описывались «творческие особенности» автора (то есть мои) и достоинства романа, а также предлагались веские доказательства целесообразности выдвижения книги на национальный литературный конкурс. Бумажку эту сочинил тоже я. А что, тоже творчество… тем более что кто же тебя похвалит, если не ты сам? Собрал все бумаги в папку, взял два экземпляра книги, поехал в Большой Тишинский переулок. Нужный кабинет в огромном здании нашёл не сразу. Встретил меня приветливый молодой человек, предложил сесть.

— Могли бы передать с курьером, — сказал он, увидев, как я, утомленный хождением по коридорам, вытираю пот с лица. — Явка автора вовсе не обязательна.

Но я хотел принести книгу на конкурс сам: нужно было убедиться в том, что она попала по нужному адресу, потому что ошибка перечеркивала все надежды на успех, а в успех, знаете ли, как–то верилось. Книга словно специально написана для этого конкурса, её непременно заметят, это же ясно…

Продолжить чтение
Еще от автора Алексей Станиславович Петров
Облако

На даче вдруг упал и умер пожилой человек. Только что спорил с соседом о том, надо ли было вводить войска в Чечню и в Афганистан или не надо. Доказывал, что надо. Мужик он деревенский, честный, переживал, что разваливается страна и армия.Почему облако?История и политика — это облако, которое сегодня есть, завтра его уже не видно, растаяло, и что было на самом деле, никтоне знает. Второй раз упоминается облако, когда главный герой говорит, что надо навести порядок в стране, и жизнь будет "как это облако над головой".Кто виноват в том, что он умер? Покойный словно наказан за свои ошибки, за излишнюю "кровожадность" и разговорчивость.Собеседники в начале рассказа говорят: война уже давно идёт и касается каждого из нас, только не каждый это понимает…

Адюльтер доктора Градова

Внимательный читатель при некоторой работе ума будет сторицей вознагражден интереснейшими наблюдениями автора о правде жизни, о правде любви, о зове природы и о неоднозначности человеческой натуры. А еще о том, о чем не говорят в приличном обществе, но о том, что это всё-таки есть… Есть сплошь и рядом. А вот опускаемся ли мы при этом до свинства или остаемся все же людьми — каждый решает сам. И не все — только черное и белое. И больше вопросов, чем ответов. И нешуточные страсти, и боль разлуки и страдания от безвыходности и … резать по живому… Это написано не по учебникам и наивным детским книжкам о любви.

Остаться у бедуинов навсегда!

О сафари в Сахаре, верблюдах, бедуинах и звёздном небе.

Северин Краевский: "Я не легенда..."

Его называют непревзойденным мелодистом, Великим Романтиком эры биг-бита. Даже его имя звучит романтично: Северин Краевский… Наверно, оно хорошо подошло бы какому-нибудь исследователю-полярнику или, скажем, поэту, воспевающему суровое величие Севера, или певцу одухотворенной красоты Балтики. Для миллионов поляков Северин Краевский- символ польской эстрады. Но когда его называют "легендой", он возражает: "Я ещё не произнёс последнего слова и не нуждаюсь в дифирамбах".— Северин — гений, — сказала о нем Марыля Родович. — Это незаурядная личность, у него нет последователей.

Эммануэль

За что я люблю рассказы Лёши Петрова — это за то, что за внешней многозначительностью скрывается, на самом деле, очень простая и забавная история. В то же время, рассказы Алексея нельзя упрекнуть в примитивности: они написаны очень добротным языком и практически всегда — в контексте русской литературы (я даже не про этот конкретный случай).Примечание. Читая данный рассказ, позаботьтесь о звукоизоляции помещения, иначе Ваш хохот испугает окружающих:)))[b]Редактор отдела критики и публицистики,Алексей Караковский[/b].

Тост

В рассказе нет ни одной логической нестыковки, стилистической ошибки, тривиальности темы, схематичности персонажей или примитивности сюжетных ходов. Не обнаружено ни скомканного финала, ни отсутствия морали, ни оторванности от реальной жизни. Зато есть искренность автора, тонкий юмор и жизненный сюжет.

Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.

Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.

И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.

Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».

От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.

Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.