Роман на вырост - [6]

— У тебя была мама?

Немного удивленный, он кивнул головой:

— Почему «была». Она есть. Только живет очень далеко.

— И ты ее любишь?

— Еще бы.

— И я свою люблю. Люблю и буду любить, как никого на свете. А ты знаешь, как трудно любить кого-то, кто к тебе равнодушен?

Скворцов безмолвно смотрел на меня.

— Да-да, — теперь уже я пронзала его взглядом. — Кошмарный сон, правда?

— Подожди. Ты только что сказала…

— Я сказала, что мама меня не любит. Отталкивает! — крик вырвался помимо моей воли, я зажала рукой рот.

— Елизавета, я не понимаю, — недоверчиво протянул Скворцов.

— Ну конечно, откуда тебе знать?

Наступила тишина. Скворцов смотрел на меня и — я могла поклясться! — не верил ни одному моему слову. Или был удивлен и не знал, что и сказать. Его растерянность меня рассмешила. Но момент был слишком серьезный.

— Не веришь?

— Как-то не могу себе такое вообразить. Лена… твоя мама говорила о тебе с такой любовью и нежностью. И только хорошее.

Добрый человек, он пытался ее защищать.

— Я знаю. Но она меняется. Все время меняется. И чаще всего никакой нежности нет.

— Например?

Уже не сверлил меня взглядом, смотрел почти дружелюбно. Мое отчаяние немного утихло.

— Знаешь, когда-то я думала, что ее жизнь — это сказка. Ну, то есть, у нее есть все. А главное — я. И я старалась быть хорошей, очень хорошей.

Он кивнул.

— А потом она развелась с папой и очень изменилась. Мне было всего шесть лет, но я это поняла. Она рассказывала, почему они разошлись?

— Нет, а разве это какая-то страшная тайна? — пытался шутить, но в глазах была тревога.

— Нет, но почти никто об этом не знает.

— А ты мне скажешь?

— Конечно. Так вот, когда маме было шестнадцать, она встретила самую большую любовь своей жизни. Ты действительно хочешь это слушать?

— Да.

— Это был очень хороший и красивый парень на четыре года старше ее. Но он погиб. Утонул, спасая друга. Мама тогда очень страдала, решила, что жизнь для нее кончена. Занялась только учебой, никуда не ходила. И вдруг познакомилась с братом подруги. Он ее полюбил, очень хотел ей понравиться, хотел, чтобы осталась с ним. А ей было все равно. Кто-то сказал ей, что любовь, как клин клином, вышибают другой любовью. Она получила аттестат и тут же вышла замуж.

Скворцов кивнул несколько раз.

— Все это я узнала от бабушки. Она и дедушка возражали, не хотели такого брака, чувствовали, что все это не нужно. Тогда мама не стала приходить домой ночами. И им пришлось согласиться. Но ничего хорошего из этого не вышло, мама не любила отца, ушла от него через три месяца. Потом вернулась. Так они жили и, наконец, развелись. А я чаще всего была у бабушки и дедушки. Мама развелась, закончила институт и только тогда вспомнила обо мне. Нет, конечно, она приезжала, и привозила подарки, и была очень доброй. И я тоже старалась быть хорошей. Я-то ее любила. Только недавно поняла, что ей мешаю. Что ей все равно, люблю ее или нет.

— Ты все-таки ошибаешься, — сказал Скворцов. Конечно, сказал, чтобы что-то сказать, как-то отреагировать.

— Наверное, — притворно согласилась я. Знала, что на самом-то деле он мне верит. — Но знаешь, как мама представила мне тебя? Просто так. Открыла дверь и привела мужа. Как будто нельзя было по-человечески предупредить. Я всю жизнь старалась быть хорошей дочкой, чтобы ей было легче, чтобы она не чувствовала себя хуже кого-то. Ради тебя она прибрала на кухне и помыла тарелки. А ради меня?

— Какие тарелки?

— Обычные. Взяла и помыла.

Я прикусила губу. Нехорошо, я начинала жаловаться на маму.

— Тарелки моют, — растерянно сказал он.

— Дело не в тарелках. Можно было их помыть и рассказать о тебе. Хотя бы рассказать. Даже ребенка обычно готовят к такому. А мне уже шестнадцать.

— А мне уже тридцать четыре, — сообщил он с непонятным сожалением.

— Но выглядишь не больше, чем на тридцать. Хорошо выглядишь. Вы с мамой на море познакомились?

— Нет, я ведь живу здесь, только в Озерках. Мы знакомы год.

Вот и все. Так мы помирилась с этим замечательным человеком. Другой бы сердился и кричал, а он терпеливо и с пониманием выслушал меня.

Больше мы об этом не говорили. Пришла мама и увидела, что мы вместе смотрим телевизор. Она тут же, ни о чем не спрашивая, организовала чай. Мы ели бутерброды и пирожные, смотрели телевизор, все было, как в обычном семействе. Никаких драм, никакого скандала.

А потом был самый настоящий сюрприз.

— Кто-то хотел поехать на море? — спросил Виталий, с улыбкой глядя то на меня, то на маму.

Я не поверила своим ушам. Так мама не шутила перед тем, как представить мне его?

Оказывается, мы четверо сейчас же, ну, вот прямо сейчас садимся в машину и едем. На море!

Невероятно! Фантастично!

4

Мы великолепно отдохнули и за две недели стали такой дружной семьей, как будто никогда не было моих кошмарных слов, а Скворцов был уже год знаком не только с мамой, но и со мной, и даже с Вильгельминой. Он подарил мне кулон — небольшую золотую цепочку с четырехлистным клевером из травянисто-зеленого нефрита. Амулет на знак примирения и вечной дружбы.

Когда мы вернулись домой, оказалось, что мама и Скворцов сняли небольшую трехкомнатную квартиру для нас, а однокомнатные, нашу и его, решили сдавать квартирантам. Новая квартира была на расстоянии всего пяти остановок от моей школы, так что мне не пришлось в последний свой учебный год переходить в другую.