Рок умер – а мы живем - [32]

Шрифт
Интервал

– Да вы что?! – встрепенулась пожилая продавщица. – Издеваетесь?

Серёга пихнул Чащина углом подрамника:

– Я ж говорил – чушь. Надо было сидеть и пить… Зачем-то выползли.

А Мышь, уверенно и не спеша, оценивающе кривя шею, подошёл к стене и стал расставлять картины вдоль плинтуса.

– Вы их бросаете? – вроде бы даже с сочувствием спросила молодая.

– Я их выставляю. Здесь они будут ждать покупателя. Ребята, давайте.

– Извините, но мы будем вынуждены удалить это за пределы салона!

И тут охранник, поняв, что пора действовать, взял одну из картин, сунул её обратно в руки Мышу:

– Хорэ. Вам ясно сказали. Очистите…

Мышь скакнул в центр зала, постоял, словно выбирая, что делать дальше, и швырнул своё детище на пол.

– Всё! Всё, бля, уезжаю! Не могу больше, всё! В Омск! В Норильск! Заебало…

Выскочил из «Жарков» и исчез. На квартиру Махно больше не приходил, на телефонные звонки не отвечал.


А через два дня пришёл бывший трэшер, а теперь продавец игрушек на рынке, Вовка, когда-то звавшийся Каркасом, сообщил:

– Ванька умер, – полез дрожащей рукой за сигаретами.

…Знакомые Мыша сидели в большой беседке на территории детского сада. Старались вести себя тихо, чтобы сторож не выгнал. Идти больше было некуда, а место удобное – мышовская четырехэтажка через улицу. И не так холодно под какой-никакой, но всё-таки крышей.

В основном парни – Джин, Сид, Мочегон, – девушек в их тусовке никогда не было много, да и те, что отваживались с ними какое-то время дружить, повыходили замуж, одомашнились. Но вот, заметил Чащин, Лена Монолог, некрасивая, но душевная девушка, фанатка «Калинова моста» и Джима Моррисона, обычно неостановимая говорунья; а в стороне от всех скрючилась на скамейке и плакала Юля, которую Мышь долго и почти безответно (с её стороны иногда – то ли симпатия, то ли жалость) любил. Плакала она то тихо, почти неслышно, то завывая, задыхаясь от рыданий.

Пришедшим налили по полстакана портвейна. Выпили молча – любые слова казались не теми, не настоящими. Не знали ещё, как вести себя, когда кто-то умирает, тем более не старый, а кто младше многих из них, с кем совсем недавно разговаривали о важном, звонко чокались, с кем, казалось, они долго-долго будут вместе мучиться в этом родном, но ненавистном городишке. И вот вдруг этого человека не стало.

Сели к остальным, закурили. Вздыхали, горестно покачивали головами, разливали в пластиковые стаканчики дешёвое невкусное вино и глотали его, судорожно двигая кадыками… Иногда прибредал новый, шёпотом спрашивал:

– Что, были там?

И кто-нибудь один за всех отвечал:

– Нет, не можем… Да и… там же мать его. Ещё набросится.

Пока шли сюда, Каркас рассказал, что Мышь задушился телефонным шнуром, сидя в кресле в своей комнате. Не повесился, а задушился… Вот так, среди знакомых с детства вещей, тянуть шнур руками в разные стороны. Десять секунд, двадцать. И не испугаться, не передумать… Похороны завтра… Уже появилась легенда – перед смертью он разговаривал с Юлей. Её и обвиняли: довела, дескать. И прозвище-ярлык успели пришлёпнуть – Мышеловка.

– Из-за неё всё, тварюги, – тихо говорил амбалистого сложения гитарист по кличке Вэй. – Мозги ему петрушила запостой, вот он и сделал.

– Ну откуда ты знаешь? – устало поморщилась Лена Монолог.

– Знаю. И все знают.

– Здесь сложная ситуация, – сказал Димыч, принимая очередной стакан. – Нельзя её одну винить.

– Можно, – настаивал Вэй. – Виновата, что дёргала его: то «да», а через день – бац! – уже «нет». При таком раскладе любой в петлю залезет.

– У него запои какие были, по два месяца, по три. Как ей – «да»? Сами знаете, каким он в запоях был.

– А мозги все равно нечего было петрушить!..

На приставленных один к другому ящиках из-под газировки, заменяющих стол, – несколько бутылок вина, бутылка водки, куски хлеба, солёные огурцы в целлофановом мешочке.

– Ванька бы сейчас порадовался, – кивнул на бутылки Шнайдер. – Столько бухла, закуска. В последнее время туговато стало у нас с этим делом…

Появилась высокая красивая женщина в дорогой длинной шубе. Именно – женщина, не тусовочная герла. Чащин встречал её, но сейчас не мог вспомнить где. В руках держала пачку отксерокопированных фотографий Мыша. Стала раздавать их, словно листовки. Чащин тоже взял, долго разглядывал расплывчатое изображение знакомого лица. Одутловатое, толстогубое, с широкими линиями бровей; волосы на копии стали чёрными густыми волнами, будто нарисованные углём. Лишь глаза вышли более-менее чётко – задумчиво-грустные, трезво, мудро даже, они в упор смотрели на Чащина… Да, как бы Мышь ни напивался, глаза у него не менялись, всегда оставались трезвыми. Или это теперь так вспоминалось?..

– Денис, – позвала Чащина Монолог, – можно тебя?

Отошли в сторону.

– Слушай, вот Юля хочет у Махно картины забрать Ванины. Давай сходим.

Чувствуя, что нужно если и не быть, то хоть казаться равнодушным, иначе взорвётся, Чащин пожал плечами:

– Ну давай. А Махно отдаст?

– Она утверждает, что Ваня ей их… ну завещал. Да и они уже договорились. Сейчас вместе пойдём, унесём к ней домой…


Шли через центр города, пересекали Бродвей – вечно оживлённый, даже днём блещущий разноцветными фонариками отрезок проспекта Ленина, – где сосредоточены кафе, магазины, бары, киоски с модной музыкой и фирменными сигаретами. Люди поглядывали на короткую процессию с усмешкой, их явно забавила пёстрая мазня. Чащин ожидал услышать остренькую фразу и готовился произнести достойный ответ. Вообще хотелось подраться.


Еще от автора Роман Валерьевич Сенчин
Елтышевы

«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.


Дождь в Париже

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.


Русская зима

В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.


Срыв

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», «Информация», многих сборников короткой прозы. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист премий «Русский Букер», «Национальный бестселлер». Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу Романа Сенчина. Остросоциальный роман «Елтышевы» о распаде семьи признан одним из самых важных высказываний в прозе последнего десятилетия. В повестях и рассказах цикла «Срыв» жизнь героев делится на до и после, реальность предлагает пройти испытания, которые обнажат темные стороны человеческой души и заставят взглянуть по-другому на мир и на себя.


Квартирантка с двумя детьми

В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.


Моя первая любовь

Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.


Рекомендуем почитать
Завтрак в облаках

Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.