Рок умер – а мы живем - [30]
– Да помню я, помню! – не выдержал Чащин. – Но толку-то вспоминать? Многое было, прошло, жалко. И что теперь? Жить надо.
– Эх-хе. – Димыч вздохнул с укором, налил себе водки, выпил в одиночку. – Жить… Только я что-то не ощущаю, что мы живём. Да, жили когда-то, а последние годы… Плющит, с кровати встать невозможно. – И снова посмотрел в глаза Чащину, как-то с мольбой посмотрел. Спросил тихо: – У тебя не так? Денис?
И Чащин не посмел соврать:
– Так. – Но тут же спохватился: – Но это не от каких-то поколенческих дел зависит. Это у всех… Взрослая жизнь началась…
– А смысл? Смысл какой?
Чащин усмехнулся; Димыч сделал вид, что не заметил. Торжественно наполнил рюмки, но пить не предложил. Сказал примирительно:
– Не будем философствовать. Это ничего не даст… У меня к тебе предложение. Ради этого я и приехал… Только ты сразу не отвергай. Подумай. Это очень серьёзно всё. Мы, может, и на свет появились, чтоб… – Уловил, что Чащин опять раздражается, заторопился: – В общем, давай группу возобновим. У меня тут ребята, музыканты отличные…
– Да вы сговорились, что ли?!
– Что? С кем сговорились?
– Нет, так… Всё, я спать пошёл. У меня завтра работа… – Чащин поднялся.
– Погоди, Дэн! Ну присядь, пожалуйста! Ещё пять минут… Если б ты видел, что у меня внутри… Там кипит всё. Я горы свернуть готов… Знаешь, дома как? Мрак полнейший. Конец! Нужно что-то сделать, Дэн, доказать, что мы не биомасса, которую… Попробуем, поиграем, вдруг получится. Да?.. Я тут твой «Джипсон» проверил – в идеальном состоянии… Попробуем, ладно? Пожалуйста, я ведь иначе… Понимаешь, я жить не хочу. Как все последние годы эти – не хочу… Давай наших помянем. – Димыч поднял рюмку. – Ваньку Бурковского, Шнайдера, Янку, Эжена… И Владька, скорей всего, там… Тоже ушёл. И надо доказать нам, пока мы живы, что они не напрасно… не зря… Ладно, Дэн? Договорились? Пожалуйста.
10
Это была одна из их последних общих отвязок. Хотя трудно назвать отвязкой то, что происходило тогда в квартире у Серёги Махно. Просто собрались и то пили, что удавалось найти, совершая короткие вылазки на улицу, то курили слабую, неторкающую траву, а если не было ни алкоголя, ни травы, закидывались димедролом и сидели в комнате по углам – убивали время. Причина убивать его была у каждого. От хозяина квартиры, Серёги, ушла жена с маленьким сыном, подала на развод; Димыч разругался с подругой, а Чащин – с владельцем магазина, в котором работал, из-за того, что владелец, до того стойкий приверженец серьёзной музыки – рока, блюза, авангарда, – заказал большую партию кассет с блатняком… Ещё у одного участника этого времяубивания, Олега, которого все называли Шнайдер, умерла от рака мать, и он остался один; а у самого младшего в компании – у Ваньки Бурковского с погонялом Мышь – с жизнью были вечные нелады.
Ванька занимался всем понемногу – красил картинки, писал статьи и рассказы (кое-что даже появлялось в местных газетах), время от времени играл на барабанах в разных группах, как-то в театральной студии пединститута исполнил роль Серёги Гуревича в «Шагах Командора»; работы Ванька менял чуть ли не ежемесячно – продавал книги с лотка, мясо рубил в «Мясной лавке», сторожил ларьки на рынке, монтировал декорации в филармонии, малевал афиши для театра кукол «Сказка»… Но в основном он бродил по городку, искал, с кем бы выпить и поговорить, обсудить новую книгу Лимонова, новый альбом Летова… У него была странная традиция – как сильно ни напивался, какой интересной ни была бы тусовка, обязательно ночевать дома. Добирался туда хоть на карачках, хоть в два часа ночи, но просыпался в своей кровати. Объяснял это тем, что жалеет маму… Чащин пару раз провожал его до дверей квартиры, видел – Ванькиной маме пьяный до бесчувствия сын доставляет не очень-то много радости. Лучше уж, наверное, приходить утром, просить прощения, а не мычать на пороге и срывать одежду с вешалки…
Чащин хорошо помнил ощущение от той осени девяносто пятого – было ужасно скучно. Скучно всё и везде. Скучно было снова искать место для репетиций группы, скучно было искать нормальное место работы, смотреть телевизор, читать, проявлять знаки внимания к девушкам. Скучно было жить. Вдыхать-выдыхать, совать в рот еду, идти в туалет, просыпаться, заправлять, расправлять постель…
А вокруг бурлило. Разрастались рынки, открывались новые, всё дороже и респектабельнее, кафе, чище и богаче становились магазины, множились состоящие из рекламных объявлений газеты, друзья один за другим бросали «маяться дурью» и начинали обустраивать жизнь, становились взрослыми. У людей появился вкус к деньгам, и денег стало катастрофически не хватать, и если ещё недавно даже малознакомому могли дать в долг (а на самом деле – подарить) пачечку розовых двухсоток, вытащив из кармана, как мешающий мусор, то теперь знали, на что их потратить: вкусное пиво, прикольная бейсболка, пакетик горячей картошки фри…
И общаться с ребятами, с этими последними несдавшимися, тоже было скучно. Уже не о чем стало говорить, нечего планировать, не о чем мечтать. Всё то, чем жили последние годы, никак не становилось реальностью, бесконечная цепь обломов лишила сил и веры, что впереди настоящее может всё-таки получиться. Они сидели молча, на полу, положив головы на колени, или же вяло переругивались, стебались, хаяли за глаза вчерашних друзей, ставших примерными, благополучными. Иногда кто-нибудь замечал карты и предлагал сыграть, и несколько часов подряд они яростно рубились в дурака, каждый за себя, а потом так же резко бросали, расползались по своим углам, скрючивались, клали головы на колени и ждали-ждали, что вот сейчас в дверь позвонят и войдёт кто-нибудь с пакетом вина, вкусной закуской. И, случалось, эти ожидания оправдывались, заглядывали даже девушки, осторожно и опасливо садились на диван, сочувствующе-брезгливо наблюдали, как последние в городке неформалы, рок-музыканты, среди которых есть даже те, кто видел живьём Виктора Цоя, жадно распивают принесённую ими бутылку, а потом включают магнитофон, ложатся на пол. И сквозь похмельную дрёму слушают, втягивают, как воздух:
«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.
В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.
У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.
В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.
Начальник охраны прииска полковник Олег Курбатов внимательно проверил документы майора и достал из сейфа накладную на груз, приготовленную еще два дня тому назад, когда ему неожиданно позвонили из Главного управления лагерей по Колымскому краю с приказом подготовить к отправке двух тонн золота в слитках, замаскированного под свинцовые чушки. Работу по камуфляжу золота поручили двум офицерам КГБ, прикомандированным к прииску «Матросский» и по совместительству к двум лагерям с политическими и особо опасными преступниками, растянувших свою колючку по периметру в несколько десятков километров по вечной мерзлоте сурового, неприветливого края.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Грозные, способные в теории поцарапать Солнце флоты индостанской и латино-американской космоцивов с одной стороны и изворотливые кассумкраты Юпитера, профессионалы звездных битв, кассумкраты Облака Оорта с другой разлетались в разные стороны от Юпитера.«Буйволы», сами того не ведая, брали разбег. А их разведение расслабило геополитическое пространство, приоткрыло разрывы и окна, чтобы разглядеть поступь «маленьких людей», невидимых за громкими светилами вроде «Вершителей» и «Координаторов».
Произвол, инициатива, подвиг — три бариона будущего развития человеческих цивилизаций, отразившиеся в цивилизационных надстройках — «кратиях», а процесс их развития — в «кратолюции» с закономерным концом.У кратолюции есть свой исток, есть свое ядро, есть свои эксцессы и повсеместно уважаемые форматы и, разумеется, есть свой внутренний провокатор, градусник, икона для подражания и раздражения…
Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.