Рок умер – а мы живем - [29]
– Всё, кончай, а то вырвет… Кстати, знаешь, кто здесь живёт? – Чащин обрадовался внезапной идее – поселить Димыча у Макса. У Макса двухкомнатка, бурная жизнь, тусовки. Тем более Димыч действительно с Максом, можно сказать, дружили. – Твой питерский друг.
– Какой ещё друг? – Димыч встревожился.
– Макс. Помнишь? Подкармливал нас рассольниками…
Димыч округлил глаза:
– В натуре?! Он здесь?..
– На «Белорусской» квартиру снимает огромную. В воскресенье только был у него.
– Во, видишь, все в Москву гонят! – Димыч сел за стол, уверенно скрутил крышку с бутылки; наливая водку в рюмки, спросил: – И что он делает?
– Макс? – И, вдохновлённый своим планом переселить внезапного постояльца, Чащин совершил ошибку – честно рассказал о Максовом бизнесе.
– Гадёныш, – отреагировал Димыч. – Девчонок наших… Стрелять таких надо. Очищать страну… Ну, хрен с ним, забыли. – Поднял рюмку: – Давай, Дэн, за успех в нашем деле. У меня к тебе серьёзный есть разговор. Вчера не получилось… Надо спокойно, подробно обсудить.
Без всякой охоты Чащин стукнул своей рюмкой о рюмку Димыча, сделал крошечный глоток. Закусил сыром. Балабас есть не решался.
– В общем, – начал Димыч после второй, – приехал я не просто так. И – не на шару. Долго по электронке переписывался с серьёзными парнями, сегодня им звонил… Я сим-карту купил, потом запишешь мой мобильный… Ну вот. Они рады, что я здесь уже, ждут, когда начнём…
Сейчас Димыч говорил совсем иначе – ни торопливости вчерашней, ни криков… Говорил медленно, почти без выражения, словно бы начал читать длинный и очень сложный доклад.
– Наступает время решительных действий. Это, может, смешно звучит, но это так. Да. Создаётся крупный молодёжный союз. Завтра – выборы руководителя. Его основали творческие ребята – музыканты, писатели, журналисты, политики молодые, художники. Главная цель, – Димыч понизил голос, – революционные перемены путём объединения молодой протестной интеллигенции. Это реально. Всё идёт к этому. И я – с ними. – Быстро, но без суеты наполнил рюмки. – Вон, по всему миру подъём, везде трясёт… Понимаешь, Дэн… Давай выпьем.
Выпили. Зажевали.
– Понимаешь, пришло наше время. Мы как раз с тобой в том возрасте, когда нужно действовать. Потом ведь, если сейчас в стороне останемся, проклинать себя будем, не простим… Ведь нас, наше именно поколение, так объ… так обманули. Не обманули даже, а просто послали… Вспомни восемьдесят седьмой, восемьдесят восьмой, всё это кипение. «Взгляд», «Музыкальный ринг», «Ассу», пластинки… А в итоге кем стали? Кем нас сделали?.. И где мы живём вообще? Ничего у нас нет, даже государства нет. Одно лицемерие: «Мы строим сильное государство»… А на самом деле…
– Погоди-погоди! – перебил Чащин. – С чего это ты о государстве забеспокоился? Ты же вроде бы анархистом был.
– Я и сейчас анархист. Я своим принципам… я от них не отступаю. Но на данном этапе нужно возродить государство. Вернуть, как было до Горбачёва. Ну, как до Ельцина хотя бы. Ведь когда всё рухнуло? В девяносто первом. Согласись. И государство, и рок, и анархизм, и вообще смысл всего… Вспомни, что до этого… Как мы седьмого ноября в восемьдесят девятом шли по Питеру, а? Сколько нас было! Тысячи с чёрными знамёнами. Сила. Армия!.. А драку на Арбате из-за картины? Помнишь, лодка, а в ней Горбачёв, Лигачев, ещё там кто-то… Как на этого художника налетели, и мы за него впряглись. Помнишь, Денис? Блин, как она называлась, картина эта?
– «Коммунистический ковчег». – Чащин, конечно, всё помнил.
– Во, точно! Эх, как тогда всё бушевало, каждый день что-нибудь приносил. А теперь – болото. Последние кочки топят… Я дома на свой «ВЭФ» «Эхо Москвы» ловлю, слушаю, как тогда Севу Новгородцева. Больше и слушать нечего. Всё зачистили…
– Дим, извини, – вздохнул Чащин, – я устал сегодня, ничего не понимаю. Кто зачистил, кого… И, честно говоря, твои пенсионерские стенания слушать не хочется.
– Да это не пенсионерские!.. Ладно, я коротко, по существу. Так, давай по капле…
– Я не буду.
– Символически. Я вот о чём… Заметил, какой сейчас год и месяц?
– Какой?
– Январь две тысячи пятого. Ровно сто лет первой русской революции.
Чащин усмехнулся, и Димыч сразу сорвался с более-менее спокойного тона:
– Да, Дэн, да! Числа – великая вещь! Давай за новую революцию. Давай! Долой гнилую стабилизацию. Она – смерть!
– Слушай, мне надоело…
– Хорошо. Всё. Ладно… – Димыч посмотрел Чащину в глаза, улыбнулся. – Я очень рад, что мы вместе. Не думал вообще, что ещё когда-нибудь с тобой… Думал, навсегда… Я скучал очень… У меня ведь, Денис, ближе тебя никого нет. Честно.
Чувствуя, что душевно размякает, сдаётся, Чащин поджал губы, но не выдержал, тоже улыбнулся.
– Правда, Денис, – продолжал Димыч. – Мы же с тобой с самого детства, всё вместе прошли, жили, считай, одинаково. И вдруг так… десять лет не виделись.
– Ну какие десять. Я в девяносто восьмом приезжал на Новый год. Ты доволен был тогда жизнью, работой. Жениться, кажется, собирался.
– Не надо. Всё в дерьмо превратилось. Всё – блеф. Не жизнь. Знаешь, я понял, наше поколение никогда покоя не найдёт, комфорта. Точно тебе говорю. Вот смотри – кто из нашего поколения успешным стал? А? Ни в политике никого, ни в искусстве. Ни одного рок-музыканта достойного. Все или старше, или младше. Согласись. Да хотя бы из нашего класса… Вообще из тусовки. Никого благополучного. А ведь были же настоящие… Помнишь Ваньку Бурковского, Шнайдера, Владьку? Блин, Владьку жалко! Он же нам рок открыл, я считаю, вообще людьми нас сделал. И что? Сторчался в семнадцать лет. А Ванька… Они жить не хотели как все, по всем этим законам, поэтому и ушли. Поняли просто – или не жить, или продаться. А ведь такие парни! Помнишь?..
«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.
В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.
У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.
В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.
Потребительство — враг духовности. Желание человека жить лучше — естественно и нормально. Но во всём нужно знать меру. В потребительстве она отсутствует. В неестественном раздувании чувства потребительства отсутствует духовная основа. Человек утрачивает возможность стать целостной личностью, которая гармонично удовлетворяет свои физиологические, эмоциональные, интеллектуальные и духовные потребности. Целостный человек заботится не только об удовлетворении своих физиологических потребностей и о том, как «круто» и «престижно», он выглядит в глазах окружающих, но и не забывает о душе и разуме, их потребностях и нуждах.
Это конечно же, не книга, и написано все было в результате сильнейшей депрессии, из которой я не мог выйти, и ничего не помогало — даже алкоголь, с помощью которого родственники и друзья старались вернуть меня, просто не брал, потому что буквально через пару часов он выветривался и становилось еще более тяжко и было состояние небытия, простого наблюдения за протекающими без моего присутствия, событиями. Это не роман, и не повесть, а непонятное мне самому нечто, чем я хотел бы запечатлеть ЕЕ, потому что, городские памятники со временем превращаются просто в ориентиры для назначающих встречи, а те, что на кладбище — в иллюзии присутствия наших потерь, хотя их давно уже там нет. А так, раздав это нечто ЕЕ друзьям и близким, будет шанс, что, когда-то порывшись в поисках нужной им литературы, они неожиданно увидят эти записи и помянут ЕЕ добрым словом….
Последняя книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)». Произведения, составляющие сборник, были написаны и напечатаны в сам- и тамиздате еще до перестройки, упреждая поток разоблачительной публицистики конца 1980-х. Их герои воспринимают проблемы бытия не сквозь призму идеологических предписаний, а в достоверности личного эмоционального опыта. Автор концепции издания — Б. И. Иванов.
На жаркой пыльной площади деревушки в Апулии есть два памятника: один – в честь погибших в Первой мировой войне и другой – в честь погибших во Второй мировой. На первом сплошь фамилия Пальмизано, а на втором – сплошь фамилия Конвертини. 44 человека из двух семей, и все мертвы… В деревушке, затерянной меж оливковых рощ и виноградников Южной Италии, родились мальчик и девочка. Только-только закончилась Первая мировая. Отцы детей погибли. Но в семье Витантонио погиб не только его отец, погибли все мужчины. И родившийся мальчик – последний в роду.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.