Рок умер – а мы живем - [34]
На станцию как раз с воем ворвался поезд, и Чащин сделал вид, что не расслышал.
Долго искали нужный дом. Даже слегка заблудились на узкой, тесной Большой Дмитровке. Повсюду были какие-то стройки, реконструкции, ограждения. Многие здания опутаны пыльно-зелёными ремонтными сетями, номера отсутствовали. Тротуары забиты автомобилями, и откуда-то растекался, перекрывая уличный шум, мощный женский голос, поющий какую-то арию… Димыч чуть не плакал, то и дело взглядывая на часы.
– Ты как на свидание торопишься, – усмехнулся Чащин.
– Можешь понять? Сегодня самый важный день!..
– Да уж.
– Где этот тридцать второй?! Блин, ты ведь здесь десять лет живёшь…
– И что, я каждый дом должен знать? Сбавь скорость, я целый день на работе.
– Прям тётка с сумками – устала, целый день на работе… Во, гляди! – Димыч с ухмылкой уставился куда-то вверх.
– Что опять?
На торце громадного тёмного здания светилась золотом надпись: «Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации».
– Бред-то какой! – зло заликовал Димыч. – Люди, люди, обратите внимание – из шести слов три «федерации»! Х-ха! Вот одно это уже достойно того, чтоб давить этот маразм!.. Я такого ещё не встречал…
– Ничего нового. Помнишь, как питерское метро называлось?
– Ну… Ну как – Ленинградский метрополитен…
– М-да, память у нас. – Чащин достал сигареты. – Везде было большими буквами: «Ленинградский ордена Ленина метрополитен имени Ленина». Похлеще этого.
– Вообще-то да… Но тот бред мы победили, теперь надо этот… Т-та-ак. – Димыч бросился к очередному прохожему: – Простите, дом тридцать два не скажете?
Не останавливаясь, прохожий что-то буркнул, пряча лицо в воротник пальто.
– Твою мать! Никогда подумать не мог, что в центре Москвы хуже, чем у нас в новой микражке. Хрен что найдёшь…
– Подожди. – Чащин снова повернулся к похожему на скалу Совету Федераций. – Это дом двадцать шесть, тот, к Кремлю, двадцать четыре. Значит, по этой же стороне – туда. – Махнул рукой в сторону метро «Чеховская». Третий дом будет наш.
– Да как тут считать? Они вон все сплошняком…
Ресторан «Фудзи», ресторан «Драго»… Ничего похожего на штаб-квартиру политической организации. Чащин наугад дёрнул массивную деревянную дверь, чудом уцелевшую с каких-нибудь шестидесятых советских годов, слева от которой на кирпичной стене пылилась такая же старинно-чудесная вывеска – «РОСАГРОСНАБ».
– Простите, – нашёл взглядом в сумраке вестибюля пожилого, сухощавого охранника, нет, по виду скорее вахтёра, – вы не знаете, здесь должно как бы молодёжное собрание проходить?
И вахтёр тихо, словно по большому секрету, сообщил:
– Четвёртый этаж, направо.
– Ну наконец-то! – Димыч побежал к железной клетке доисторического лифта.
Четвёртый этаж совсем не походил на вестибюль – ярко освещён современными лампами, стены обшиты светло-серым пластиком, стояли аппараты с горячим кофе, печеньем; в коридоре толклась молодёжь.
– Ништя-ак, – облегчённо выдохнул Димыч, – вроде не началось ещё. Чуваков надо найти…
В поисках этих чуваков оказались в полукруглом, с модным интерьером, зале. В таких, знал Чащин, проводятся утренние настройки персонала на рабочий лад. Корпоративные тренинги. «Мы самые перспективные? Да-а! Мы самые креативные? Да-а!» Но сейчас вместо служащих в деловых костюмах – небрежно или слишком пёстро одетые парни. Свитера, майки с Че Геварой и Егором Летовым, стёганые рубахи, косухи, шарфы с символикой «Спартака», «Локомотива»; было и несколько пиджаков, но совсем не офисных, не строгих. На столах – груды курток и пальто… Среди парней Чащин заметил двух-трёх девушек и ухоженную даму лет тридцати пяти с пышными чёрными волосами и слегка успокоился – их присутствие придавало сборищу не совсем уж маргинальный характер.
– О, здор-рово! – пожимал Димыч кому-то руки. – А я думал, уже вовсю началось.
– Да как всегда, – отвечали ему, – то одного нет, то другого… Сейчас в кабинете закрылись – решают узким составом.
– А Сергей-то здесь?
– Само собой!
– Ну и нормал. Счас голоснем – и вперёд! Кстати, – Димыч оглянулся на Чащина, – вот ещё одного бойца привёл. Денис Чащин, можно – Дэн. Мой земляк, рок-музыкант, песни пишет. В Москве уже десять лет, журналист. А это, – указал на двух молодых, лет чуть за двадцать, ребят, – Андреи. Васильев и Тургенев. Барабанщик и басист. По Интернету познакомились. Активисты движения.
Чащин поздоровался. Одеты прилично – джинсы не рваные, на одном серый свитер, на другом чёрная, без надписей и рисунков, толстовка.
– Ребята наши старые записи слушали, – продолжал Димыч, – им понравилось.
– Да, – подтвердил один из Андреев, – есть сильные темы…
Димыч нетерпеливо перебил, обращаясь к Чащину:
– И вот планируем объединить усилия. От них как раз вокалист-гитарист ушёл, а нам ударник и басист нужны. Но главное, чтоб идеологически всё совпало…
При слове «идеологически» Чащин хотел усмехнуться, но сдержался.
– …И надо насчёт репетиций думать.
– Идут! – тихо воскликнул Андрей в свитере, и лицо его просветлело. – Сергей…
Места за столом на небольшом возвышеньице заняли пятеро молодых людей. По центру – светловолосый, в рыжеватом пиджаке, в очках, напоминающий мультипликационного грызуна; справа от него – высокий, чернобровый, с напряжённым, сосредоточенным лицом, в алой рубашке; слева – бритоголовый, хмурый, угрожающе выложивший на стол сжатые кулаки; ещё двое – обыкновенные, без особых примет, но, наверное, необходимые на любых собраниях, как необходимы неприметные консультанты в магазинах электроники…
«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.
В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.
У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.
В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.
«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».