Римская Империя в III веке нашей эры. Проблемы социально-политической истории - [41]
Вышеизложенные взгляды Е. М. Штаерман на социальную базу основателя Галльской империи и его цели получили поддержку, полностью или частично, ряда историков[456]. К примеру, Г. Бигель считал, что анализ выпущенных Постумом монет позволяет говорить о том, что первоначально он хотел ограничиться властью лишь над Галлиями, но после 265 г. н. э. его аппетиты возросли, и Постум стал претендовать на власть над всей Римской империей[457].
Однако другие историки иначе трактуют вопросы о социальной сущности Галльской империи и стратегических целях ее правителей. А. Альфельди полагал, что Постум с самого начала хотел властвовать над всей территорией империи. Но войска, на которые он опирался, не хотели покидать прирейнские области в условиях угрозы вторжения в них варваров, и поэтому Постум не мог сразу идти на Рим[458]. Дж. Дринквотер также утверждал, что галльские императоры рассматривали себя как потенциальных правителей всей Римской империи. От других узурпаторов они отличались тем, что имели высокое чувство долга (a strong sense of duty): они не предпринимали поход на Рим, так как тяжелая обстановка на рейнской границе заставляла их в ущерб личным амбициям защищать западные провинции[459]. Ж. Атт, хотя и разделял взгляды Е. М. Штаерман на стратегические цели выступления Постума, считал, что основатель Галльской империи опирался на солдат рейнской армии, жителей городов на рейнской границе, а муниципальная аристократия Центра и Юга Галлии относилась к нему враждебно[460].
Наиболее глубокой (и на наш взгляд, достаточно обоснованной) критике представления Е. М. Штаерман о Галльской империи и ее правителях подверг немецкий исследователь И. Кениг[461]. Он обратил внимание на то, что Постум не мог пойти на Рим сразу после провозглашения его императором еще и потому, что осенью проходы в Альпах были труднодоступны для войск. Называя ошибочными утверждения Е. М. Штаерман о Постуме как выразителе интересов аристократии западных провинций империи, не имевшем поддержки войск, И. Кениг указывает на тот факт, что к власти этот узурпатор пришел по воле солдат. Он соглашался с наблюдением Е. М. Штаерман о том, что нумизматический материал содержит мало сведений о поддержке Постума римскими войсками (отмечая при этом, что она привлекла не все найденные к моменту написания ее монографии монеты галльских императоров), но в то же время отмечает, что источники ничего не сообщают о том, чтобы солдаты, за исключением гарнизона Колонии Агриппины, попытались воспрепятствовать установлению господства Постума в западных провинциях Римской империи. Характерным в этом плане И. Кениг считал то обстоятельство, что почти все надписи в честь Постума за пределами трех Галлий обнаружены в местах дислокации подразделений римских войск. Будучи явным «солдатским» императором по способу прихода к власти, Постум, по мнению историка, никак не мог сразу же получить поддержку крупных собственников Запада империи. Наоборот, вначале они должны были относиться к нему с подозрением, тем более, что данные ономастики не подтверждают тезис Е. М. Штаерман о знатном происхождении этого узурпатора. (Здесь уместно отметить, что Евтропий подчеркивает отнюдь не знатность происхождения основателя Галльской империи, называя его «obscurissime natus» («самого темного происхождения») (IX, 9).)
К.-П. Йоне на основе анализа эпиграфического материала пришел к заключению, что родовое имя Постума Cassianius не имели представители сенаторского или всаднического сословия; данные эпиграфики позволяют считать, что Постум, как и Максимин Фракиец, был представителем слоя профессиональных солдат и, несомненно, может считаться «солдатским» императором[462]. Поддержку гражданского населения римского Запада, полагал И. Кениг, Постум получил только спустя некоторое время, когда добился успехов в борьбе с варварскими вторжениями, с полным основанием мог называть себя
