Римская Империя в III веке нашей эры. Проблемы социально-политической истории - [12]

А. В. Коптев считает, что социально-политические катаклизмы «эпохи солдатских императоров» по существу являлись той общественной формой, в которой вызревало новое качество политической системы «домината». Доминат же представлял собой политическую структуру, адекватную новой социальной ситуации, вызванной к жизни эдиктом Каракаллы. Резкого разрыва в общественном строе ранней и начала поздней империи, убежден историк, не существовало. Поздняя империя была закономерным этапом в развитии римской гражданской общины, выступавшей в виде социально-политического организма. Поэтому, утверждает он далее, формальным началом эпохи поздней античности можно считать 212 г. н. э., год распространения прав римских граждан на всех свободных жителей Римской империи[131].

Таким образом, А. В. Коптев фактически предлагает делить историю Римской империи на два периода — Принципат (до 212 г. и. э.) и Доминат (после 212 г. н. э.) и не видит в социально-политическом развитии римского государства на протяжении III в. н. э. ничего такого, что позволяло бы считать это столетие отдельным периодом римской истории.

Представляется, что в концепции А. В. Коптева преувеличивается влияние эдикта Каракаллы на социально-политические отношения в Римской империи, не принимаются во внимание изменения в социальном составе и идеологии римской армии, не учитывается влияние на развитие империи отношений римлян с их соседями. Это не позволяет соглашаться с изложенной концепцией историка.

Таким образом, вопросы социально-политического развития Римской империи в III в. н. э. на протяжении достаточно долгого времени привлекали внимания большого количества исследователей. Результатом их изучения проблемы в целом или отдельных ее аспектов является весьма обширная историография по теме. Однако анализ этой историографии показывает, что и на сегодня некоторые вопросы данной проблемы не могут считаться разрешенными с достаточной глубиной и несомненно верно. На наш взгляд, в советском антиковедении продолжает господствовать неправильное представление о роли сената и армии в политической жизни Римской империи в III в. н. э. Недостаточно убедительной представляется также трактовка советскими историками вопроса о так называемом сепаратизме римских провинций в период кризиса III века. В зарубежном антиковедении продолжают неоднозначно решаться вопросы о характере кризиса III века, его продолжительности, особенностях его развития, месте данного кризиса в истории римского государства. Именно на этом круге вопросов социально-политического развития Римской империи в III в. н. э. и будет сосредоточено внимание в предлагаемой читателю публикации[132].

Глава 1 Сенат и армия в политической жизни Римской империи в III веке н. э

Согласно господствующей в советском антиковедении концепции, политическая история Римской империи в III в. н. э. определялась борьбой внутри господствующих слоев населения римского государства. При этом сенат рассматривается как оплот крупных землевладельцев, уже не связанных со старым способом производства, а армия — как защитник интересов мелких и средних муниципальных собственников, по-прежнему ведущих свое хозяйство на основе эксплуатации рабского труда. Выяснение роли сената и армии в политической жизни Римской империи в этот период необходимо для установления действительного характера кризиса III века и определения его места в истории Рима.

1.1. Сенат и армия Римской империи к началу III в. н. э

Место сената и армии в римском государстве эпохи ранней Империи было обусловлено особенностями политического строя римлян этого времени — системы Принципата, основы которой были заложены в правление Октавиана Августа. Стремясь узаконить свое особое положение в государстве, Август на заседании сената 13 января 27 г. до н. э. отказался от всех чрезвычайных полномочий и «возродил республику», но снова получил власть по решению высших органов власти Рима — сената и народного собрания. В результате фактический глава государства, принцепс (т. е. стоящий первым в списке членов римского сената), с юридической точки зрения, являлся не наследственным монархом, а своего рода чрезвычайным магистратом[133]. Официально же высшим законодательным органом римлян оставалось народное собрание (комиции), которое принятием «закона об империи» (lex de imperio) наделяло принцепса определенными правами и полномочиями (Dig. 1.4,1; Gaius. Inst. 1,5). Однако текст этого закона вырабатывался на заседании сената, и, поскольку на практике комиции никаких поправок и дополнений в этот текст не вносили, в действительности принцепс получал свою власть от сената. Вследствие того, что полномочия принцепса не только не передавались по наследству, но и законом не устанавливалось, кому они должны передаваться в случае, например, смерти принцепса, по существу именно сенат решал вопрос о назначении нового главы государства, т. е. признание сенатом было основой легитимности власти нового правителя Рима[134].

В течение I–II вв. н. э. происходит процесс становления новой системы государственных органов римлян. Изменяется и положение сената в этой системе. С одной стороны, его роль увеличивается по мере падения роли народного собрания. Уже при императоре Тиберии выборы магистратов производят «сенаторы, а не собрания граждан на Марсовом поле» (Тас. Ann. I, 15). К концу II в. н. э. римские юристы признают решения сената (