Революционная народническая организация "Земля и воля" (1876 – 1879 гг.) - [87]
«Началисты», по словам Михайлова, как пионеры
«сознавали тоже необходимость соединения литературного дела с работой в народе и других сферах, что могла только сделать организация, имеющая наибольшее значение и влияние в партии, и они охотно передали свою типографию народникам… Она и стала называться С.-Петербургской Вольной Типографией»[666].
Еще летом 1877 г. в Россию было доставлено два типографских станка со всеми принадлежностями.
Для начала народникам, по словам Михайлова, важно было иметь агитационную литературу, чтобы освещать наиболее выдающиеся факты общественной жизни и соответственно нацеливать «внимание партии и общества». До появления землевольческой газеты в типографии была напечатана речь Мышкина на «процессе 193-х», а также прокламация к «Русской публике», оригинал которой целиком появился в четвертом номере «Земли и воли».
Первым изданием землевольческой типографии была брошюра А.С. Долгушина «Заживо погребенные», в которой рассказывалось о кошмарном положении политических заключенных в тогдашних централках[667].
Периодическими органами были «Земля и воля», от ноября 1878 г. по апрель 1879 г. вышло 5 номеров, и «Листок „Земли и воли“», выходивший с 12 марта по 8 июля 1879 г. Оба издания выходили тиражом до трех тысяч экземпляров. Вся организационно-хозяйственная часть издательского дела, как указывал Клевенский, лежала на Михайлове. Главным же агентом типографии являлся Оболешев.
Не владея особыми литературными способностями, Михайлов не мог выступать как автор, но не пропускал ни одного собрания редакции «Земли и воли». Его всегда интересовал состав приготовляемого номера и содержание каждой его статьи. Авторы высоко ценили все замечания Михайлова по существу их статей. Выход каждого номера «Земли и воли», как вспоминал Плеханов, ознаменовывался некоторым торжеством на квартире Михайлова. Здесь собирались члены редакции и в оживленных и веселых беседах обсуждали текущие дела.
Типографию «Земля и воля» полиция разыскивала несколько лет, но обнаружила ее только в 1880 году. Деятельность типографии характеризовалась самой строгой конспирацией. Редакторы и сотрудники органа «Земля и воля» не знали места расположения типографии и только один человек посвящался в тайну и имел с ней непосредственную связь, избегая при этом личных посещений (таким был С. Кравчинский, который побывал только один раз в типографии). Сношения с типографией устраивались в самых нейтральных и надежных пунктах. В них редактор «Земли и воли» Кравчинский сдавал рукописи, получал корректуры и назначал время и место следующего свидания.
В типографии работало четыре человека – двое мужчин и две женщины. Видную роль в ней играла М.К. Крылова («Богородица», «Тетя Мария»); она в начале 70-х годов познакомилась с типографским делом в Женеве. Работая в подпольной «Вольной Русской типографии», Крылова не выходила из дому без крайней нужды, а к ней мог являться только один человек, который связывал типографию с редакцией и с центром. В результате строго установленного режима «бесподобной организаторшей и наилучшей работницей типографии» М. Крыловой, подпольная землевольческая типография успешно работала несколько лет[668]. Крылова не была простым исполнителем, она внимательно просматривала рукописи и высказывалась против напечатания статей террористической группы «Земли и воли». В типографии, кроме Крыловой, работал 16-летний юноша Василий Бух, впоследствии народоволец (он оставил воспоминания о деятельности типографии), а также А. Любкин – усердный типографщик. Четвертым работником была девушка, жившая у Крыловой под видом служанки.
Помещение типографии, как свидетельствовал Л. Тихомиров, состояло из 5 комнат. В одной, самой скрытой по своему положению комнате, находилась кушетка: это и была «типография». Типографский пресс был очень прост. На широкой железной доске помещали набор. Большой полый цилиндр, наполненный шрифтом для того, чтобы он был тяжелее, тщательно обернутый сукном, проходил взад и вперед над набором, опираясь на два маленьких железных рельса, по высоте равных набору. Один человек намазывал набор типографской краской и убирал цилиндр; другой работник укладывал на набор лист бумаги. Первый отталкивал цилиндр, снимал отпечатанный лист и прибавлял, если была потребность, краску. Укладка листов на набор требовала большой ловкости. При таких примитивных приспособлениях, по словам Л. Тихомирова, типография могла отпечатать от 200 до 300 листов в день.
Тщательное устройство станка и размещение его на мягкой кушетке обеспечивали бесшумность работы. В кушетку станок прятали в день натирки полов, когда типография не работала. Все части пресса могли быть легко и быстро сняты. Кассы со шрифтом стояли на нескольких столах в другой комнате. Работали почти всегда не только днем, но и ночью при больших лампах (снаружи никто не мог догадаться, что в комнате чуть не блистательное освещение). Самая главная часть типографии – шрифт (более 12 пудов), был перенесен в квартиру вместе с мебелью[669]. Основным правилом было не прятать типографию, а показывать всю квартиру, и наборщики использовали всякий предлог, чтобы пустить полицию во внутренние комнаты, предварительно убрав там все подозрительное, а когда не было повода для этого, его сочиняла М.К. Крылова.
