Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с ее героями - [71]

Г. К.: Когда вы начали проводить свои соц-артистские перформансы, вы осознавали, что это ирония — не важно, по отношению к чему, — или вы это делали серьезно?

В. К.: Нет, это была самоирония. Дело в том, что я всегда понимал самоиронию и Алик был со мной согласен. Почему мне нравится английская литература — потому что это один из немногих народов, который считает правилом хорошего вкуса самоиронию. Самоирония помогает делать то, что делал Чехов, говоря о выдавливании из себя раба.

Г. К.: Но никто вокруг этого не делал, потому что все были заняты старыми эстетическими или «духовными» проблемами. Вы не ощущали себя тогда «белыми воронами»?

В. К.: Да, очень много было неприязни. Обычно мы беседовали и показывали свои работы на кухне, и когда приходил какой-нибудь либерал, вроде Агурского[162], или писателя Максимова, или самого Сахарова, то мы показывали свои картинки сюрреалистического или экспрессионистского толка. Но лозунги никто не показывал. Конечно, это воспринималось со стороны как юродство. Первая статья о соц-арте на русском языке была, по-моему, опубликована в «Синтаксисе» Зиновием Зиником. Она называлась сперва «Очерк метафизического юродства».

Г. К.: В каком году это было?

В. К.: Кажется, это третий номер «Синтаксиса»[163]. Если не ошибаюсь, 1978 или 1977 год.

Г. К.: То есть уже конец 70-х.

В. К.: Да, но написал он эту статью раньше[164], а опубликовал после эмиграции. Поскольку Зиник был старый наш знакомый, он видел соц-арт с самого начала. Устраивались такие четверги Зиника, где мы показывали соц-арт, туда ходил Асаркан[165], и сам Зиник приходил на наши вечера, поэтому начал писать эту статью достаточно рано. Кстати, сначала он стал писать ее вместе с Паперным, поэтому некоторые считают, что это Паперный придумал термин «соц-арт», но я заставил его официально при Кате Деготь признать, что это мы придумали с Меламидом. А позже Зиник написал статью полностью самостоятельно и опубликовал в «Синтаксисе».

Г. К.: То есть соц-арт быстро стал адекватно воспринимаемым и «правильным» трендом?

В. К.: Да, первый раз слово «соц-арт» на русском языке было напечатано в сборнике «Вестник РХД»[166] в статье Е. Барабанова о выставке в ДК ВДНХ в сентябре 1975 года. И там термин «соц-арт» упоминается только в связи с нашей «группой». Это была совсем ранняя статья, когда еще не было соц-артистских работ ни у Саши Косолапова, ни у Лёни Сокова.

Г. К.: С какой мыслью вы уезжали на Запад? Как триумфаторы на волне нового течения соц-арта или же идея эмигрировать возникла независимо от искусства? Какова была стратегическая задача?

В. К.: Было очень много причин уехать. Уезжали мои родственники, и я поехал сперва в Израиль. Брат дедушки был главным бухгалтером в «Сохнуте», который помогал в организации эмиграции, поэтому у меня почти сразу была хорошая квартира в Иерусалиме, а кроме того, выставка 1976 года у Фельдмана принесла деньги. Умберто Эко написал тогда статью, была большая пресса, и мы стали на 15 минут известны. Сейчас я понимаю, что наши 15 минут уже прошли, но Энди Уорхол прав: все получают такую известность на 15 минут. Сейчас ведь все мальчики и девочки снимают телефончиком потрясающие фотографии, цены на фотографии растут, но самое страшное, что произошло, — исчезла вера в чудо искусства! В помойке на улице могут лежать изумительно качественные изображения человеческого лица, снятые для обложек журналов, и т. п. Такого нельзя было представить в XVIII веке. Разрушается отношение к чуду искусства, чувству застывшего времени. Сейчас все удовлетворяются кинофильмами, и в этом, по-видимому, будущее. Это дает людям тот же эффект, что и быстрорастворимый кофе, когда-то считавшийся шиком в Москве. Потом люди задумались: что ж мы пьем такую гадость, когда можно сделать хороший кофе?! Но это вопрос моды, и на Западе сейчас так. Происходит девальвация ценностей искусства, в художественные школы поступают в основном девочки, а мальчики идут на компьютерную анимацию.

Г. К.: Весь ваш успех был заложен в 1970-х годах. Возникали ли у вас мысли, что какие-то вещи надо было сделать по-другому?

В. К.: Если возникали, то мы переделывали работы. Или вы имеете в виду поведенческие моменты?

Г. К.: Да, скорее стратегию успеха.

В. К.: Стратегия может присутствовать в живописи. Мы всегда мыслили сериями, и «соц-арт» был когда-то такой серией, хотя это был и персонаж, выдуманный нами, — художник, делающий эти вещи для души; пишущий лозунги как крик души, изображающий своих родных в виде плакатных героев — это своего рода Козьма Прутков, великий персонаж, созданный братьями Жемчужниковыми и Алексеем Толстым. У него, кстати, есть совершенно соц-артистская работа — «О введении единомыслия в России», для чего предлагалось все газеты и журналы запретить и издавать только одну официальную газету.

Г. К.: Это очень нам близко и в современной России.

В. К.: Да, этот проект позже осуществили в Советском Союзе. И Маяковский через 30 лет повторил смысл его изречения «Бердыш в руках воина то же, что меткое слово в руках писателя»[167], — он просто забыл, что повторяет Козьму Пруткова, сказав, «чтоб к штыку приравняли перо»