Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с ее героями - [73]

В. К.: Есть такой термин — «художественная жизнь», — понятный во всем мире. Везде есть непризнанные художники, активные художники и художники коммерческие, работающие для денег или успеха. Человеческая мотивация всегда многоструйна — это не одно русло, это дельта.

Г. К.: Для вас в целом та художественная жизнь была позитивным явлением?

В. К.: В какой-то степени, для своего времени — да. Но в конечном итоге это не привело к позитивным результатам. Помните мудрое высказывание: «Дорога в ад устлана благими намерениями». Если бы Ленин об этом подумал, он бы не спешил со своими решениями. Но люди не думают об этом. Мы все хотим как лучше, а получается как всегда. Хорошо, когда последний день карнавала не затягивается. Например, во Франции, когда произошла революция, несмотря на все жертвы, революционное правительство не сменило трех министров: министра внутренних дел, министра финансов и министра иностранных дел. Эти три человека оставались при короле, Конвенте и Наполеоне. Один из них, Талейран, по слухам, был незаконным отцом Делакруа — тоже неплохое семя оставил. Это были люди, знающие свое дело, без которых государство не могло функционировать. В России, поскольку в союзе с большевиками были также анархисты и прочие не очень просвещенные люди, этого не произошло, и в «последний день карнавала» Сатурн пожирал своих детей очень долго. Во Франции это так долго не длилось, и сразу появился герой, Наполеон. Можно только надеяться, что когда-нибудь и у нас будет лучше.

Г. К.: Может быть. Но вас никогда не удивляло, если вдруг вы начинали размышлять о пройденном пути, сколько художников кануло в Лету уже в советские годы, даже до перестройки? После стольких выставок в 60-х и некоторых всплесков в 70-х многие тихо исчезли с горизонта художественной жизни. Мне это со временем показалось крайне странным, хотя и типичным явлением.

В. К.: Мне кажется, все зависит от точки зрения. Я вот в детстве увлекался астрономией. Поэтому, когда я сталкивался с какими-то неприятными историями в школе, например с антисемитизмом, в результате чего я был вынужден перейти в другую школу, я представлял себе, как это будет выглядеть, если посмотреть на это с Луны. Что мы увидим? Мы увидим, что люди сливаются в некую массу, своего рода биологическое покрытие земных территорий и мы становимся актами, атомами одного живого существа. И я успокаивался. Я думаю, что когда-нибудь и имена многих важных художников окажутся забыты. И многое останется лишь на уровне компьютерной анимации и компьютерных изображений.

Все теперь превращается в изображения — и это достаточно страшная вещь. Например, возьмем этого радикального акциониста Павленского, который поджигает банки и ФСБ, — да, это очень яркие, некоммерческие акции. Но они превращаются в красивую картинку в новостях и журналах. То есть все их действия — разрушительные, или, напротив, преследующие какое-то благо, или эгоистического свойства — превращаются в двухмерную или трехмерную картинку.

Г. К.: Да, теперь это делается ради одного-двух изображений.

В. К.: И все превращается в повседневное действие — в сон! Каждый из нас — режиссер, актер и сценарист своих снов, и в этом смысле мы все — художники. Но неоцененные художники, потому что пока еще мы не можем видеть снов друг друга. Я надеюсь, что со временем мы сможем не только создавать изображения телефончиками, но и видеть чужие сны — с разрешения владельца, конечно! И мы увидим сны всех художников, всех гениев, которые были и есть, потому что каждый человек во сне — гений.

Г. К.: Это было бы здорово. Спасибо за оптимистичные предсказания!

Москва — Нью-Йорк, октябрь 2021

Александр Меламид МИР СТАНОВИТСЯ ВСЕ СМЕШНЕЕ И СМЕШНЕЕ

Алик Меламид: …Я же всю жизнь страдал от антисемитизма, потому что был такой мальчик в золотых очках, очень худенький, и все считали, что я «как Эйнштейн», а я ни х… не соображал и был банальным двоечником. Подозревали, что у меня, согласно общей еврейской репутации, должен быть какой-то страшный диссидентский замысел разрушить все вокруг… Естественно, им не могло прийти в голову, что еврейский мальчик в очках просто идиот.

Георгий Кизевальтер: Но в какой-то момент случился переход от этого нелепого мальчика к ироничному соц-артисту. А вокруг возвышались разные именитые лианозовцы, метафизики и т. п. Как вы их воспринимали?

А. М.: Да мы их никак не воспринимали, потому что были уверенные в себе люди: мы были единственные! Поэтому мне было наср… на всех лианозовцев, хотя я очень полюбил Оскара, потому что он был интересный и невероятной силы человек. Но все его рисование тогда не производило на меня никакого впечатления и не имело никакого значения.

Вначале мы сделали что-то и сказали, что это надо показать миру. Как? Понятно было, что никак показать это нельзя. Но мы слышали, что есть такие Рабин, Кабаков, и мы просто постучали к ним в дверь, позвонили через знакомых, и нас приняли. Они сказали: да, вы веселые ребята, смешно, но это х…ня полная… Как для нас была полная х…ня то, что они делали, так для них это было совершенно недоступно, даже для Кабакова. Тем более что в то время у Рабина началось увлечение пресловутой духовностью, сперва полуцерковной, а позже и полной. Никто из них, впрочем, не говорил, что они верующие. Но выглядело все это, как я осознаю сейчас, как начало новой религии, настоящей религии. Это были кучки людей, борющихся с окружающей действительностью, потому что она их не устраивает, и несущих в себе Дух, огонь, прямо как у ранних христиан. Это в традиции мученичества, только мучениками стали концептуальные художники; как первые христиане себя чуть ли не замуровывали в стены или как этот столпник знаменитый, который сидел 36 лет на столбе — зачем? Какая религия требовала от него сидеть там? Но это были мученики, которые несли свет людям…