Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с ее героями - [56]

Как пишет Гойовы, Денисов, пять лет ждавший приглашения в Кельнскую электронную студию, все же смог приехать на выступление в Дюссельдорфе после министерских и дипломатических вмешательств, но узнал о разрешении только за два дня до отъезда.

C 7 по 30 июня в Центре междисциплинарных исследований Университета в Билефельде (ФРГ) и с 10 августа по 15 сентября в Музее Бохума прошла выставка работ И. Кабакова, Э. Штейнберга и В. Янкилевского. Об открытии первой экспозиции, в которую вошла почти сотня экспонатов, сообщила 8 июня газета Neue Westfälische, порекомендовав своим читателям посетить ее хотя бы однажды.

Параллельно с выставкой в университете Билефельда прошел симпозиум на тему «Тенденции независимого изобразительного искусства в современном Советском Союзе», в котором приняли участие многие известные критики и искусствоведы из разных стран (К. Аймермахер, Б. Гройс, П. Шпильман, Х.-П. Ризе и др.). Выступавшие обсудили широкий спектр послевоенного независимого искусства в СССР, рассматривая творчество разных художников и даже анализируя критику их работ на Западе. На одной из сессий была проведена экранная презентация одного из альбомов Ильи Кабакова. Работа симпозиума была достаточно подробно освещена в университетской газете Bielefelder Universitätzeitung от 1 июля, где безымянный автор предположил, что увлечение русским искусством прежде всего связано с интересом к предмету славистики в Билефельдском университете, и эта преемственность основана на убеждении, что успех предмета зиждется на [прямом] контакте с русской или советской культурой, а не на узкофилологическом подходе к литературе.

Крайне интересна была заметка хорошо известного у нас критика и куратора Ханса-Петера Ризе, опубликованная 30 августа в газете Die Zeit. В частности, обратим внимание на важные слова Ризе об экспонентах и ситуации в СССР: «Имена трех московских художников, которых сейчас представляет музей в Бохуме, должны быть совершенно чужды даже хорошо осведомленному посетителю музея. В Советском Союзе все трое принадлежат к той серой зоне культуры, лежащей между официально признанным и спонсируемым Союзом художников искусством и авангардом, что на Западе из-за отсутствия точной информации обычно связывают с диссидентами». Это точные и важные слова с учетом того, что на дворе еще 1985 год и, хотя полуофициальное советское искусство уже начинает свое триумфальное движение на Запад, так называемые «известные советские художники» на самом деле еще никому, кроме узких специалистов, не известны.

Несмотря на некоторую информационную перегруженность каталога, указывает Ризе, и довольно случайный и бессистемный отбор работ (что неизбежно для 1985 года), эта небольшая выставка в Бохуме «дает представление о качестве независимого искусства в Советском Союзе, не подчиняющегося официальным доктринам и не поддавшегося слепой адаптации к западным стилям».

О выставке в Билефельде также сообщали газеты Westfalen-Blatt от 3 и 11 июня, Bielefelder Spiegel № 11 от 1–15 июня, Neue Westfälische от 4 июня; о выставке в Бохуме писали в информационном бюллетене Бохумского музея Bokult № 11 (где основное внимание было почему-то уделено «мусорному» творчеству Ильи Кабакова) и Юрген Вайхардт[134] (газета Nordwestdeutsche Zeitung от 17 августа). Мнение Вайхардта о каталоге фактически на 180 градусов расходится с мнением Ризе: «удивительно информативный каталог, в котором впервые представлена подробная информация об условиях, в которых приходится жить русским художникам, не придерживающимся социалистического реализма». Однако он считает настораживающим тот факт, что российские художники увязывают свою работу с западными стилистическими понятиями. Поскольку они не могли участвовать в оригинальных разработках, пишет Вайхардт, «включение западных стилистических элементов означает лишь приближение [к западным стилям], подчеркивание которого может опасным образом отвлечь [авторов] от собственных русских авангардных традиций — от Кандинского до Малевича и Нусберга» (! — Г. К.). По мнению Вайхардта, москвичи, а также неорганизованные художники в Ленинграде или Эстонии (! — курсив мой, и обратим внимание на немыслимое теперь объединение разных школ. — Г. К.) имеют свой собственный набор эстетических проблем, которые, если их правильно изложить, также могут быть полезны для Запада. В заключение автор подчеркнул (опять в пику Ризе), что «эти три художника известны на Западе, но [после многочисленных крошечных выставок] совместный продукт Билефельда и Бохума на сегодняшний день является их самой крупной выставкой в западном мире».

1986

Этот год вошел в историю как переломный в советской культуре. С одной стороны, перемены вроде бы начались, но, как и раньше, робкие, келейные, в узких профессиональных кругах. Больше стало однодневных выставок и «творческих вечеров» секций Союза художников, больше планов переизданий запрещенных классиков литературы начала века, больше встреч с приятными возлияниями поэтов и писателей друг с другом… К примеру, 11 апреля 1986 года в ЦДХ прошла малозаметная, но представительная (с участием работ художников 1920–1930 годов) выставка секции графики МОСХа под названием «Научно-технический прогресс и изобразительное искусство». Глядя на длинный список участников, понимаешь, что добрая их половина никакого отношения к «научно-техническому прогрессу» в своем абстрактном творчестве не имела, но важен сам факт участия!