Ренуар - [35]

— Настоящая случайность, — сказала мадам Ренуар мужу. — Хороший крестьянский дом из песчаника!

Ренуар всегда остерегался «случайностей», следуя принципу, что соус обходится дороже рыбы. На этот раз, однако, по старой ненависти к «буржуазному» он дал себя соблазнить этим объявлением о «крестьянском доме»; но по своим расходам он увидел, что скрывалось за этой «настоящей случайностью», так как, чтобы сделать это жилище пригодным для жилья, его пришлось почти целиком перестроить. Как бы там ни было, однажды, став собственником в Эссойе, он проводил там месяц или два в году, и при его легкой уживчивости он был очень скоро признан в округе своим человеком, что является высшим знаком уважения, какой может заслужить горожанин в деревне.

Девушки в черном. Нач. 1880-х

И если, по единодушному мнению жителей Эссойя, Ренуар не умел «снимать портреты» так хорошо, как фотограф соседнего городка, то, по крайней мере, в умении дать добрый совет «художник», по столь же единодушному заявлению эссойцев, не отставал от Фирмена, мызника из соседнего замка.

Я забываю сказать об одном качестве земли в Эссойе: она производит вино, которое конкурирует с лучшими марками шампанского. Так что, когда в палате депутатов был поднят вопрос о «размежевании виноделия», эссойцы были в восторге. Но в конечном счете, так как местные депутаты не были настолько влиятельны, чтобы заставить признать, что вино, сделанное из винограда, собранного в Шампани, будет называться «шампанским», — то Ренуару пришлось защищаться от уговоров своих новых земляков, которые твердо верили, что человеку, который так хорошо говорит, достаточно будет сказать лишь одно слово в Париже, чтобы добиться возвращения их вину его настоящего имени…

А в другой раз обитатели соседней деревни пришли жаловаться, что их учительница лишилась места за то, что отказалась «спать» с мэром! На этот раз Ренуар поверил в свое могущество, так как имел знакомого члена парламента, который при случае предлагал ему свои услуги. Возвратившись в Париж, Ренуар рассказал о событии представителю народа; тот, потирая руки, ответил: «Как я одерну этого мэра через моего друга Бриана^[62]!..»

Через несколько дней депутат является к Ренуару и сообщает, как нечто естественное: «Ничего нельзя сделать для вашей учительницы! Мэр — член нашей партии!..»

* * *

До тех пор, пока врачи не предписали Ренуару проводить зиму на юге, он отправлялся на лето в Эссой; но когда он был вынужден по велению науки с октября по июнь жить в солнечной полосе, он стал проводить лето частью в Шампани, частью в Париже.

— Что, если я отправлюсь немного освежиться в Париж, — сказал он однажды.

Девушка с веером. 1881

Я. — Но в Париже вы перестаете есть; вы не сможете работать с увлечением…

Ренуар. — Как хотите, но все-таки этот воздух Парижа!

Возвратившись опять на юг, художник любил «бродить» по дорогам, останавливаясь где вздумается. Таким образом, однажды он заметил через окно вагона две маленькие арки римского моста в Сен-Шама и не мог расстаться с мыслью, что должен это написать.

Когда Ренуару пришлось почти совершенно переселиться на юг, он сначала выбрал себе местом жительства Маганьоск. Маганьоск — это провансальский городишко, странно прилепившийся к склону горы и напоминающий испанский городок. Ренуар в то время еще мог ходить. Какие хорошие прогулки мы совершили вместе в горах! А дрозды, которых мадам Ренуар жарила на вертеле, вертевшемся над костром из сухих лоз!

Проведя два-три года в Маганьоске, Ренуар стал жаловаться, что на горе холодно, и переселился сначала в Каннэ, а затем окончательно в Кань, хороший воздух которого ему так хвалили.

Но воздух чист в верхнем Кань, а Ренуар осел в болотистой равнине нижнего Кань. И так как, раз поселившись в одном месте, он уже не решался «сняться с якоря», то проводил бы здесь свои зимы и впредь, если бы в один прекрасный день не пустили в продажу кусок земли с оливковой рощей на склоне горы — Колетт. Наверное, эти деревья, которым, по уверению местных жителей, было по крайней мере по тысяче лет, превратились бы очень скоро в пресс-папье, ложки, кольца для салфеток и прочие «иерусалимские сувениры». Для художника была нестерпима мысль об этом, и, чтобы спасти оливковые деревья, Ренуар купил Колетт. Но когда земля была куплена, решили построить дом — это уютное жилище, искусным архитектором которого была сама мадам Ренуар.

Приехав в Кань во время постройки дома — «замка Колетт», как называли его соседи, — я застал Ренуара, который тогда уже перестал ходить, подкатившимся в кресле к окну и не отрываясь разглядывавшим пейзаж.

— Вам хочется написать отсюда этюд? — спросил я.

— Нет, не то: меня обнадеживают, что сегодня я увижу верхушку моего дома там, за этими деревьями вверху!

Но кто может ускользнуть от власти вещей?! Когда «замок» был выстроен, Ренуар мало-помалу стал находить, что приятно пользоваться удобствами и что в этом отношении Колетт не похож на дом в нижнем Кань, который он занимал пополам с почтовым отделением. Однако в своем новом жилище, таком благоустроенном, но уединенном, художнику случалось жалеть о «почтовом доме» с его постоянной сутолокой приходящих и уходящих людей, вносившей столько оживления.